В Риме календами называли первое число каждого месяца; греки не знали подобного дня.
Ливия договорила и откинулась на сиденье. Октавия улыбнулась.
— Очаровательно, как всегда. Лишний раз убеждаюсь, что брат не ошибся, когда выбирал супругу.
Я осмелилась посмотреть на Юлию, но та неотрывно глядела на прялку перед собой. Мы еще целый час работали молча, покуда мужчины развлекались в реке. Постепенно жара стала невыносимой даже в тени, но и тогда мы не тронулись с места. Октавия вытирала пот со лба белой льняной тряпицей. Волосы Юлии слиплись. Представив себе, как брат рассекает прохладные воды Тибра, я ощутила нарастающий гнев. Мама всегда предлагала нам равные возможности. Александра пускали плавать — значит, и я могла. Он учился в Мусейоне — я была рядом. Впервые в жизни единственной причиной запрета стал мой пол.
Наконец мужчины вернулись. Брату хватило ума не выглядеть чересчур довольным. Увидев, как мы изнываем от зноя, он с беспокойством спросил:
— Ну, как порисовала?
— Жарко, — отрезала я по-парфянски. — А ты как поплавал?
— Хорошо.
— Не сомневаюсь, — нахмурилась я. — Все лучше, чем сидеть с этой горгоной.
— Прости, — смутился он. — В следующий раз откажусь…
— Да при чем здесь это, — капризно сказала я.
— Совершенно тебя замучила? — спросил Александр, покосившись на Ливию.
— Хорошо еще, что мы с ней не живем.
Брат передернулся.
— Ладно, идем. — И протянул мне руку. — Галлия всех проводит в Большой цирк.
— Наверное, нам придется стоять на улице и заглядывать через арки?
Александр усмехнулся.
— Марцелл говорил, проход разрешен для всех.
— Видимо, деньги женщин ничем не хуже мужских.
Когда брат ушел на конюшни сменить одежду, Юлия приблизилась ко мне. Все это время она пыталась следить за нашим разговором.
— Слушай, сколько языков ты знаешь?
— Четыре. И еще чуть-чуть по-еврейски.
— Как ты их изучала?
— Впитала, пока росла. Так же как ты — латынь.
— А в школе?
— Шесть дней в неделю.
Юлия призадумалась и тихо произнесла:
— Иногда я пытаюсь представить, что было бы, если бы битву при Акции выиграл твой отец.
— Наверное, тебя бы тогда убили, — честно сказала я.
— Или отправили в Александрию, учиться в Мусейоне вместе с тобой.
Мужчины переоделись и возвратились к нам. Октавия наказала служанке привести нас домой до заката солнца и не давать Марцеллу потратиться до последнего денария, какие бы щедрые суммы он ни сулил охранникам. А тот как ни в чем не бывало спросил у Тиберия:
— Ты с нами?
— В цирк? Нет уж, благодарю покорно.
