Марцелл сошел на землю и подал руку сначала брату, потом и мне.
— Рим! — объявил он.
У подножия Палатина раскинулся самый беспорядочный город, какой нам только доводилось видеть. Рынки и храмы теснили друг друга, печи для обжига кирпичей изрыгали пламя в раскаленное небо. Люди сталкивались на узких улицах, бегая между торговыми лавками. К счастью, сюда почти не долетал едкий запах урины, которую использовали для стирки одежды, однако и на такой высоте он ощущался при сильных порывах ветра. Даже Фивы, разрушенные Птолемеем Девятым, куда больше ласкали глаз. Никакого порядка, никакой планировки. Одинокие здания редкой красоты смотрелись посреди кирпичных пивных и бань точно самоцветы в куче нетесаного камня.
— Так вот какой он, Рим, — вырвалось у меня, и только брат понял, что я имела в виду.
— А это мамина вилла.
Мы обернулись. Огромный дом застилал горизонт за нашими спинами. На склонах Палатина расположилось множество вилл, но ни одна из них не могла похвастать настолько прекрасным видом или настолько изящными колоннами. Ставни на окнах были того же цвета глины, что и черепичная крыша. Кто-то гостеприимно распахнул деревянные, обитые гвоздями двери в широкий портик. На ступенях собралась толпа; все наблюдали, как солдаты разгружают египетские статуэтки, а также ларцы эбенового дерева, наполненные корицей и миррой.
Октавиан возглавил шествие. Я взяла брата за руку. У портика послышались оживленные голоса, и когда Цезарь с Марцеллом ступили на мраморную лестницу, одна из женщин вышла вперед.
— Наверное, Октавия, — шепнула я Александру по-парфянски.
Ее шелковая стола[8], окрашенная в тирийский пурпур, свидетельствовала об огромном богатстве, но лицо дышало простотой. Женщина даже не накрасила веки малахитовым порошком и не подвела глаза сурьмой, как сделала бы моя мама на ее месте. Светлые волосы были собраны в самый простой узел, и лишь когда она раскинула руки, чтобы обнять вернувшегося брата, я заметила единственное украшение — тоненький золотой браслет.
— Salve, frater[9], — нежно сказала Октавия, и впервые со времени нашей встречи улыбка Октавиана по-настоящему коснулась глаз. — Какой у тебя здоровый вид. Почти без красных пятен. Трудная это, должно быть, работа — покорять мир.
— Ну, не целый мир, — ответил он без тени иронии, — а только Египет.
— Сегодня вечером будет пир. Твоя жена все устроила.
Рядом с Октавией появилась еще одна женщина, и я почувствовала, как напрягся Александр. Это о ней предупреждал нас Марцелл.
