Дочь Клеопатры | страница 128



— Лично? — ахнула я.

— Нет. Он приходит ночью и вешает воззвания на дверях Большого цирка. В прошлый раз, — тут собеседница перешла на шепот, — он освободил гладиаторов, которых готовили для борьбы на арене.

— Так ты полагаешь, рабству наступит конец?

Юлия в ужасе округлила глаза.

— Нет, конечно. Зато представить только: нашелся такой отважный мужчина, который не побоялся выпустить гладиаторов из клеток! — Она вздохнула и зашептала со страстью: — Спартак был тоже храбрец, но этот Красный Орел… Он может оказаться кем угодно. Даже рабом.

Мне снова вспомнилась таинственная встреча Галлии с Веррием. С тех пор я не единожды пробовала завести с ней речь о Красном Орле, но бывшая царевна всякий раз отмахивалась от разговора.

— Смотри не влюбись в мятежника, это опасно! — предупредила я.

Дочь Цезаря рассмеялась.

— Многие женщины питают пристрастие к гладиаторам, а среди них немало преступников…

С этими словами она подняла занавеску и указала на торговцев с лотками, стоявших при дороге.

— Посмотри, чем они торгуют.

— Лакомствами?

— Да нет! — Юлия скорчила гримаску. — Приглядись внимательнее.

— Это же…

Я закрыла рот ладонью.

Юлия громко хихикнула. На лотках были статуэтки гладиаторов с торчащими пенисами.

— Всем известно, что дамам по вкусу смельчаки. — Опустив занавеску, дочь Цезаря доверительным тоном сообщила: — Даже Горация как-то была с одним…

Я подалась вперед.

— И Поллион не узнал?

— Муж отобрал у нее с полдюжины крепких рабынь. Бедняжка заслуживает немного счастья.

— Ну а если попадется?

— Это был единственный раз. И потом, он ее все равно не оставит.

— С чего ты взяла?

— Поллион проболтался папе: он любит только девочек лет четырнадцати.

— И что же он думает? Что Горация не повзрослеет?

— Разумеется, повзрослеет. Но при этом останется крошкой, как ты.

Я содрогнулась, представив, как мерзкий старик вроде Поллиона бросит меня на кушетку и вдобавок прижмется голым животом, как тот пьяница с Палатина. Никогда больше не допущу подобного. Уж лучше последовать за мамой в могилу. Похоже, Юлия прочла на моем лице отвращение, потому что прибавила:

— Горация обещала вскрыть себе вены, лишь бы не выходить за Поллиона.

Снаружи кто-то пронзительно завизжал, и моя спутница поспешила вновь открыть занавеску. На храмовой лестнице пожилой мужчина бил кнутом двух мальчишек. Те ползали по ступеням, беспомощно прикрывая ладонями головы от ударов.

— Почему они не сбегут? — воскликнула я.

— Это рабы. — Юлия наклонилась вперед, чтобы лучше видеть. — Точно, рабы из дома Фабия!