. Более того, по Тибету поползли слухи, что, мол, наследник престола цесаревич Алексей есть на самом деле воплощение одного из будд, что при попытках его крестить каждый раз он падает в обморок и что даже сам Далай-лама XIII признал в нем будущего Светоносного Просветителя Севера. В общем, не история, а кино про Индиану Джонса.
Ровно в двадцать минут одиннадцатого я бодрым шагом прошагал в ворота дацана. Чисто выбритый, пахнущий одеколоном и абсолютно трезвый. И опоздавший на встречу с китайцем второй раз подряд. Хрен его знает, в чем здесь дело, но каждый раз, когда я договариваюсь о встрече с китайскими дипломатами, автобусы перестают ходить, водители трамваев уходят в запой, а таксисты заламывают такие цены, что проще дойти до места пешком.
Впрочем, невозмутимый китаец Дэн виду, что ему надоело стоять под дождем, не подал. Я разглядел его стоящим у самой стены похожего на старинную крепость дацана, в толпе монголоидных граждан. Очевидно, местных прихожан. Рука у дипломата по-прежнему была сухая и жесткая, а улыбка — радушная и непроницаемая.
— Здравствуйте, Илья. Рад видеть вас в добром здравии, — церемонно проговорил он. По всему видать — учитель русского у него был хреновый. Не иначе как из белогвардейских эмигрантов. Или насчет «здравия» — это он так закамуфлированно мне угрожает?
— Добрый день, господин Дэн. Извините, что пришлось опоздать.
— Что вы, что вы! Вы как раз вовремя — служба вот-вот начнется. Вы когда-нибудь присутствовали на храмовых буддийских богослужениях?
— Нет, — честно признался я. — Что-то не доводилось.
— О-о, тогда вам будет очень интересно, — чему-то усмехнулся Дэн.
— Пойдемте вовнутрь? — предложил я. Вести светскую беседу, стоя под проливным дождем, было довольно утомительно.
— Нет-нет, — по-прежнему улыбаясь, замахал руками Дэн. — Еще рано. Все самое интересное пока что будет происходить здесь.
Что он имел в виду, я понял почти сразу. На крыльцо дацана медленно выплыли трое монахов. Настоящих, буддийских, в малиновых плащах. Судя по лицам — явно не местных. Чем черт не шутит? — вполне возможно, что и самых настоящих тибетцев.
Тот, что шел впереди, нес в руках громадную, размером с большой самовар морскую раковину. Прошагав прямо под дождь, монах явно с трудом поднял ее к губам и пронзительно затрубил. Даже не затрубил, а заревел — словно раненый доисторический зверь игуанадон. Дремавшие на теплом, укрытом под навесом крыльце монастыря бездомные кошки тут же проснулись, в ужасе заметались и бросились врассыпную. Обведя окрестности бесстрастным взглядом азиатских глаз, монах медленно зашагал вдоль гранитной стены монастыря и скрылся за углом. Двое оставшихся лодочкой сложили ладони перед грудью и потрусили за ним. Скоро из-за угла дацана снова послышался рев раненого игуанадонта.
