Прежде всего надо согласиться с тем, что это наша общая история и на этой основе строить диалог друг с другом. Надо быть терпимее к иному мнению, на каком бы языке оно ни высказывалось – на украинском или русском.
– Документы, как известно, хранятся в архивах, но доступ к ним на Украине ограничен, к чему такая секретность, если строится открытое демократическое общество?
– Представьте себе, что всем были бы доступны истории болезни. Что бы в них поняли люди, не имеющие медицинского образования? Ничего! Это иллюзия, что история – так уж общедоступна. В девяностые годы, когда открылись архивы и в них ринулись все, кому не лень, происходили громкие политические скандалы. И, как правило, они заканчивались фиаско для дилетантов-разоблачителей. История – в чём-то коварная наука. Она не терпит неуважительного отношения к себе. И тем более охотников за сенсациями, не имеющих специальной подготовки. В начале девяностых один уважаемый профессор (не историк) нашего университета задался целью выяснить, кто из коллег сотрудничал с КГБ и занимался доносительством. Он нашёл какие-то протоколы в архивах, обнародовал их и сам попал под шквал обвинений и справедливой критики. Оказалось, документы не были должным образом изучены, проверены на подлинность – протоколы оказались «липовыми».
– Как вы относитесь к попыткам фальсификации истории Великой Отечественной войны, реабилитации и подчас даже героизации коллаборационистов, проявлениям радикального национализма, если не нацизма?
– Моё личное отношение к радикальному национализму, а тем более – к нацизму, резко отрицательное. Что касается фальсификаций, то грань между умышленным искажением фактов и добросовестным заблуждением бывает подчас очень тонкой. Нужно разбираться в каждом конкретном случае. Как и с коллаборационистами. Я допускаю, что отдельно взятый рядовой воин УПА, к примеру, мог быть в силу юного возраста одурачен фашистской пропагандой и вполне искренно полагал, что боролся с оружием в руках за независимость Украины. Но вожди, лидеры этого формирования, воевавшие на стороне фашистских оккупантов, действовали осознанно. В любом случае я против героизации коллаборационистов, какими бы высокими целями ни мотивировалось предательство.
– Где кончается на Украине история и начинается политология?
– Там же, где и везде. Социальная, политическая острота возникает, когда обсуждаются события новейшей истории. Живы ещё их участники, свидетели и у каждого, как говорится, «своя правда». Чем дальше от нас эпоха, тем объективнее суждения о ней.
