– Аледи! Ты из Гаваны приехал узнать, как у меня идут дела?
На парне были только черные обтягивающие плавки, которые не скрыли откровенного движения при рукопожатии. Он явно рассчитывал произвести эффект, явившись передо мной в таком виде. Я поняла это еще и потому, что к обычному рукопожатию он добавил светский поцелуй в щечку.
Алехандро мгновенно напрягся. Белки его глаз налились кровью. Он взял мою руку и не выпускал ее все время, пока они обсуждали какие-то деловые вопросы.
Парень с животным аппетитом поедал курицу, прихваченную Алехандро из ресторана в кармане огромных бермуд.
Я старалась не смотреть на мускулистые плечи и впечатляющий торс Аледи.
А вокруг бурлила жизнь. Темнокожие подростки бросались друг в друга песком. Они носились как сумасшедшие между лежаков, перемазанные с ног до головы, стараясь засыпать друг другу в волосы и рот побольше белого песка.
Один из них догадался вытащить из мусора лоток для пищи и, наполнив его песком, впечатал в физиономию какой-то девочке. Ее подруги бросились к мусорному баку, стали загребать песок во все, что придется, и швырять в мальчиков.
Иногда песок летел в молодежь, загорающую на лежаках. Пострадавшие вскакивали и с яростными криками включались в игру.
Постепенно весь пляж охватило мелькание черных тел среди фонтанов песка.
Только мы втроем скульптурно выделялись посреди песочной бури и воплей. Мистер Кахакинта, пятая скорость, похожий своей огромной спиной на черный квадрат Малевича. Я с рукой, погребенной в его широкой ладони, старательно отводящая глаза в темных очках от топорщившихся плавок Аледи, который, плотоядно глядя на меня, облизывал пальцы.
Я не понимала ни слова из их разговора, но было очевидно, что Алехандро красуется мной и своим «белым» образом жизни, и Аледи сильно, по-звериному, завидует ему.
В конце концов он встал с лежака, повернулся к Алехандро спиной, наклонился и очень громко и протяжно пернул ему прямо в лицо.
На что Алехандро с большим чувством собственного достоинства сказал:
– Амиго, ты не мог бы пердеть потише при моей даме!
Я испытываю какую-то странную нежность ко всему живому. Мне кажется, что мой Ванечка растворился в окружающем мире, и теперь я, живя в нем, в этом мире, утратила способность быть жесткой.
А Москва – это жесткий город. Там надо быть сукой. На работе, на улице. Надо бороться за свое место под солнцем. А солнца там очень мало. На всех не хватит. Поэтому надо давить конкурентов и идти к цели, элегантно перешагивая через любые преграды.
