Сережа, слушая отца, видел в висящей перед глазами пелене слез что-то хрустальное, разбившееся на сверкающие кусочки и чувствовал, как они падают на него, больно впиваясь глубоко в кожу, в душу, в сердце, разрезая по пути картинку, любимую им годами и единственно возможный для него образ его будущего – высокий дипломат Сергей Матвеев в белом костюме принимает дипмиссии других стран. Он видел образ разодранным на кусочки, как старая газета, которую отдали поиграть кошке, и вдруг зарыдал так, что Глеб испугался – испугался по-настоящему, чувствуя вину перед сыном, за то, что не сказал все сразу, в первый день, что сказал это сейчас как-то не так, в конце концов – за маленький рост Сережи и за то, что не знает, как успокоить сына, за то, что ему нечего сказать.
Прибежавшая на плач сына Полина, взглянув на мальчика, тут же выскочила на кухню и вернулась с успокоительным в стакане с водой, который пыталась впихнуть в дрожащую руку, но он, казалось, ничего не видел, не чувствовал, не понимал.
Уложив Сережу, заснувшего после успокоительного, на диван – боясь оставлять его одного, Матвеевы молча, с горечью смотрели друг на друга – им не нужно было говорить об этом, они знали, о чем думал другой: если Сережа не вырастет, все их надежды и мечты, связанные с сыном, развеются дымкой прошлого. И им нужно будет жить дальше, имея здорового, но не имеющего возможности жить как все, сына, которого придется растить дальше и ухаживать за ним, как за ребенком с врожденным заболеванием – карлики нормальную жизнь вести не могут. И что иметь второго ребенка в этой ситуации – не спасение их надежд, а еще одна опасность, что второй будет иметь те же отклонения, несмотря на отрицательность диагноза.
Проснувшийся утром Сережа долго лежал, не открывая глаз, услышав, что рядом мама, пробуя просто без страха подумать о себе не так, как он представлял себя и свою жизнь, – о себе – карлике. Ужас охватил все его тело, когда он представил себя лет через десять – со взрослым лицом, но такого же роста как сейчас. Он вдруг понял, что не сможет дальше жить – он не сможет через несколько лет появляться среди людей – все будут уже замечать, что он карлик, больной, все будут шарахаться от него и показывать пальцем, дети, наверное, будут смеяться – он видел карликов в цирке. Сережа почувствовал, как от страха перед этой жизнью он покрывается испариной – он не хочет быть клоуном ни в цирке, ни в жизни, он – Сережа Матвеев – родился и рос быть дипломатом! В его груди все рвалось, хотелось плакать, кричать, но он не мог выдавить ни звука, ни слез из своего измученного тела – он просто открыл глаза и тихо позвал маму. Подойдя, Полина не могла сказать сыну ничего, кроме:
