…Она испытывала странное оцепенение, не похожее на тот приятный покой и расслабление, за которым приезжала на свою маленькую ферму, с трудом выкраивая время из напряженного графика. Это время было настолько ценным, что спать не стоило. Поспать она могла бы и во дворце.
Она еще выпила кофе из термоса. Крепкого и сладкого, как любила. Солнце пригревало, жужжание пчел усыпляло. Пахло травой. Почему-то не хотелось побродить в роще, как она намеревалась. Хотелось закрыть глаза, немного подремать. Она прислонилась спиной к теплому камню и закрыла глаза.
И вдруг приятное тепло исчезло. Небо стало хмурым, как будто собиралась гроза. И резко похолодало. Вместо запаха травы – запах затхлости и пыли. Все тело болело. Она как будто потеряла способность что-либо чувствовать. Слышалась невнятная речь, но слова невозможно разобрать. Только навязчивое бормотание.
– Им придется обменять принцессу, у них нет выбора… – вдруг прорвалось сквозь невнятный шепот.
– Дороги перекрыты. Она проспит до утра. Надо ей добавить еще.
Ее сковал страх, парализующий волю. Она должна очнуться… Должна немедленно проснуться и…
– Бри!
Вздрогнув, она вскрикнула и чуть не упала со стула, но чьи-то руки удержали ее.
– Нет! – истерически закричала она. – Не трогайте меня!
– Тише. Спокойно, все хорошо. – Это был голос Рива. Сильные руки опустили ее сопротивляющееся тело на стул. Она была ледяная, глаза остекленели. Он быстро соображал, что делать. Если она не успокоится через пару минут, придется везти ее к доктору Франко. – Все в порядке, Бри, успокойтесь.
Она очнулась.
– Я думала… – Она огляделась в замешательстве, увидела сад, почувствовала снова аромат цветов, услышала жужжание пчел. Сердце стучало как сумасшедшее. Бри откинулась назад без сил и стала глубоко дышать, чтобы окончательно прийти в себя. – Мне приснился кошмар.
Рив внимательно смотрел на нее.
– Вы уснули, и я не стал бы вас тревожить, но вдруг вы стали биться и кричать.
Он отпустил ее и сел рядом. Они сидели в молчании под навесом, увитом глицинией. Он понаблюдал за ней минут пять, может, десять. Она снова выглядела умиротворенной, очевидно, стальная пружина, которая держала ее постоянно в напряжении, на время ослабла. Ему хотелось сидеть и смотреть на нее. Просто смотреть. Он уже не мог отрицать этого. Представил ее такой, какой увидел десять лет назад, – юной, уверенной в себе, невинной и уже тогда обладавшей несомненной чувственностью, которая привлекала мужское внимание.
