Вот одна из сентенций, накрепко вбитая в голову приемного сына:
«Дракон не может позволить себе использовать такого способного человека, как ты, сынок, в качестве тупого исполнителя, этакого бездумного инструмента… Твоя задача, твои обязанности, наконец, — куда шире. И труднее. Ты должен воспитать в себе умение держать под контролем любую ситуацию, оставаться гибким и не терять разум в любых условиях. Причем это должно сказываться в мельчайших нюансах твоей работы. Этим настоящий профессионал отличается от разъевшегося на государственных харчах чинуши и лопающегося от собственного величия генерала. Подобное отношение к делу вырабатывается постоянным пополнением запаса знаний, подлинным интересом к новому. И прежде всего способностью удивляться… Вот в чем парадокс: наша служба напрочь отшибает в человеке естественную любознательность. Не любопытство и интерес, который мы испытываем в силу служебных обязанностей, но именно любознательность'— величайший дар эволюции. Детская пытливость, стремление проникнуть в любую, даже выдуманную тайну. Вот этим ты и должен заняться в первую очередь».
Нинью едва не рассмеялся — ему удалось выполнить наказ приемного отца. Он, Нинью, до сих пор удивляется этому человеку, который уже полтора десятка лет провел в самодвижущемся лечебном кресле, но не утратил ни остроты внутреннего зрения, ни природной гибкости ума. Любую схему, любой план Сабхаш Индрахар до сих пор способен рассматривать как занятную игру, увлечься ею, придумать правила и, потирая ладони, сделать первый ход.
Когда-то Нинью разделял этот восторг. Теперь он ясно сознавал, что это не более чем самообман, форма существования паралитика, старающегося прожить на несколько жизней больше, чем ему было отмерено. Жизней, наполненных движением, погонями, интригами, схватками и страстями. С точки зрения Нинью, подобная одержимость суетой и неразберихой — всего лишь одна из форм помешательства. Пусть его!.. Тоску подобным творчеством не излечишь. Правда, виду, что ему скучны подобные философские экзерсисы, Нинью не показывал, никогда не забывал, чей он выкормыш. Сама Улыбка — так называли приемного отца — был прозорлив, его никак нельзя было упрекнуть в утрате чувства реальности, поэтому Нинью и не старался скрыть от покровителя свои настроения. Тот отнесся к подобной хвори снисходительно. «Так и должно быть, — заявил он как-то Нинью. — Это необходимый этап. Надеюсь, ты не дашь волю хандре? Сможешь держать себя в руках?» Нинью дал слово. Попробуй не дай! Среди самых опасных людей Внутренней Сферы только Индрахар заслужил подобное дерущее по коже прозвище. Старик обладал каким-то особым шармом в обращении с людьми: с начальниками, с подчиненными, с обвиняемыми, с людьми улицы. Причем все прекрасно знали, с кем имеют дело, и все равно, если Индрахар хотел поговорить, втягивались в разговор. Умные и сильные не выбалтывали секретов, но проникались уважением, пусть даже этого уважения хватало всего на несколько часов. До казни…
