Однако мне не нравилось делать карандашные эскизы капителей древних колонн, и через какое-то время, захватив свой мольберт, я решительно пошла на занятия прямо в класс наиболее подготовленных учащихся. Я была поражена тем, что это вторжение мне удалось, поскольку всем должно было быть ясно, что я из начинающих, но я была принята и, как мне кажется, добилась заметных успехов.
После Лондона по пути в Вену я остановилась в Цюрихе, где посетила директора журнала «Ду» д-ра Корти, который хотел ознакомиться с некоторыми моими рисунками цветов для иллюстрации статьи о Кении. Мы провели с ним интересный вечер, он высказал мне свое убеждение, что войны не должны совершаться и ненависть и предубеждения между народами различных стран должны быть устранены. Д-р Корти намеревался воспитывать осиротевших детей разных национальностей, родители которых погибли на войне, и обучать их до тех пор, пока они не станут достаточно взрослыми, чтобы самостоятельно избрать себе профессию. Этот эксперимент поддержало швейцарское правительство, и в нем приняли участие и другие страны. Чтобы дать своим юным учащимся возможность в какой-то мере знакомиться с другими континентами и таким образом расширять круг своих интересов, он просил меня присылать ему раковины, иглы дикобраза или даже такие кустарные поделки, как небольшие игрушки, сделанные африканскими детьми. Разумеется, я с удовольствием посылала ему эти подарки.
В то время Вена еще была занята войсками союзников, и было очень трудно добиться разрешения на въезд. Однако после нескольких недель ожидания и неоднократных звонков в английское посольство я получила пропуск на две недели для посещения своей семьи.
Трауте и несколько друзей с цветами ждали меня на вокзале. Мы сразу же направились к собору Святого Стефана[29], где я ранее никогда не была, и поднялись на верхнюю площадку его шпиля. Затем мы поехали навестить мою мать. Она выглядела очень постаревшей и осунувшейся. Когда срок моего разрешения истек, я вернулась в Кению.
Джордж встретил меня в Найроби, и мы отправились на ферму, которая досталась ему и его брату Теренсу по наследству. Это был каменный дом, окруженный кофейной плантацией площадью сорок гектаров. Первое, что поразило меня, когда мы прибыли туда, — был жалкий вид Пиппина, привязанного цепью к столу. Он встал и побрел мне навстречу, чтобы приветствовать меня, но от его жизнерадостности не осталось и следа. Потребовалось несколько недель ухода, и только тогда он стал прежним Пиппином, но все равно он уже никогда больше не пел со мной вместе дуэты.
