Ян Потоцкий и его роман "Рукопись, найденная в Сарагосе" | страница 16



Один из героев «Рукописи...», дон Велиал де Геенна, «философ в своем роде», превосходно излагает основы ЭТИКИ Мандевиля и Гельвеция. «Я, — говорил он сыну Диего Эрваса, — один из главных участников могучего сообщества, поставившего себе целью делать людей счастливыми и излечивать их от предрассудков, всасываемых с молоком матери, которые потом становятся поперек дороги всем их желаниям. Мы уже выпустили немало ценных книг, где нагляднейшим образом показываем, что основа всех человеческих поступков есть любовь к себе и что любовь к ближнему, привязанность детей к родителям, горячая и нежная любовь, великодушие королей — только утонченные формы себялюбия. А раз пружина наших поступков — любовь к самому себе, то естественной целью их должно быть удовлетворение наших желаний».

Возможно, что Потоцкий слегка пародировал в этом отрывке писания аббата Баррюэля, видевшего во французской революции сатанинские козни иллюминатов, следствие усилий тайного, но могущественного заговора философов, издателей книг, подрывавших устои веры, традиции, нравственности. Но в еще большей степени пародируются сами просветители — их этическое учение проповедует дьявол. Правда, эта новелла с участием адских сил, с утверждением культа чувственных наслаждений и относительности нравственных представлений многократно дискредитируется: ее придумывают и рассказывают прежде всего, чтобы отвлечь внимание набожного мужа от любовных шашней его жены.

Историзм Потоцкого не совпадал с философским и политическим традиционализмом, представленным де Местром либо начинавшими в те годы немецкими и французскими романтиками, хотя автор «Рукописи...» проявлял, например, определенные симпатии к «рыцарскому духу Средневековья». Благородный герцог Медина Сидония в истории, рассказанной Авадоро, с презрением относится к современным нравам, к господству эгоизма, оправдывающего крайнее падение нравов. Для того чтобы сделать всех испанцев счастливыми, он мечтает прежде всего привить им любовь к добродетели, отвлечь от «непомерной жажды стяжательства» и «воскресить старинные традиции рыцарства». Общественное благо, к которому стремился Медина Сидония, оказалось несбыточной мечтой. Пороки разъедают не только общество, они гнездятся внутри самого человека. Благороднейший из людей оказывается жертвой собственных страстей — он, не задумываясь, убивает своего же спасителя, обрекает на смерть ни в чем не повинного и сам погибает от яда.