Под нами - земля и море | страница 29
Напоминание товарища отрезвило меня. Я прекратил погоню и, чуть не задевая вершины сопок, понесся на аэродром.
Садился с большим трудом. Гидросистема выпуска шасси оказалась разбитой. Колеса застряли на полпути, пришлось повозиться, чтобы поставить их на место. Не выпускались и щитки - "воздушные тормоза"... В конце концов, как ни старался, а приземлил самолет лишь на середине летного поля и только на два колеса.
Не сбавляя скорости, с поднятым хвостом несся мой истребитель к границе аэродрома, где чернели огромные валуны. Напрасно жал гашетку: тормоза не работали.
Чтобы не врезаться в валуны, я резко толкнул левой ногой педаль руля поворота в надежде, что стойки шасси не выдержат, самолет грохнется на фюзеляж и закончит свой пробег. А он, как флюгарка от ветра, развернулся и, не опуская хвоста, помчался обратно, прокатился почти через весь аэродром и остановился. Я хотел было выпрыгнуть из кабины и не мог: все закружилось перед глазами.
Вскочив на крыло, летчики подхватили меня под руки и вытащили из самолета.
Только коснулся ногами снега, боль током отдалась в правой ноге.
- Ой, братцы!.. Кажется, ранен...
- Ну конечно, ранен. Смотри, все брюки в крови...
Через полчаса я уже лежал на операционном столе нашего авиационного госпиталя. Хирург Сергей Иванович Дерналов делал операцию. Он искал осколок снаряда, пробивший мне правое бедро.
На следующий день пришла весть о судьбе моих товарищей. Один из них погиб. Второй посадил свой подбитый истребитель на пологий скат сопки и пешком вернулся в полк.
Спустя несколько дней наши авиационные техники поехали в район, над которым мы вели воздушный бой. В сопках, близ Ура-губы, они нашли сбитый мною фашистский самолет. Его пилот был обер-лейтенант с усиками "под фюрера", награжден двумя железными крестами.
Время текло однообразно, тягуче, скучно. Изредка приходили навещать друзья. Чаще не позволяла обстановка: фашисты оживились.
Однажды ко мне заскочил Паша Орлов. Лицо его светилось радостью.
- Кончили мы с "костылем" играть в кошки-мышки, - сказал он. - Словили "горбатого". Вчера срезал его с двух очередей.
Я поздравил друга с победой.
Шел второй месяц лечения. Понемногу стал ходить, опираясь на палку, рана что-то заживала плохо.
Однажды ковыляю по коридору госпиталя. Смотрю, несут на носилках кого-то. На них лежал заросший бородой человек. Это был Захар Сорокин - мой однополчанин. Его привезли из Полярного, из военно-морского госпиталя, куда он попал после тяжелого воздушного боя и необычного приключения в тундре.