— Хорошо, мы еще раз обсудим эту проблему с Юрием Владимировичем.
Когда Кеворков приехал к Андропову, тот находился в хорошем настроении. Оказывается, пока парламентер ехал из МИДа, Громыко успел позвонить председателю КГБ и весьма положительно высказался об итогах этой беседы.
— Вы сделали очень полезную вещь, — подвел итог Андропов, — а потому впредь я буду вас называть исключительно «искусным канализатором»,
И в благодарность за его деятельность шеф КГБ пожал Кеворкову руку.
Однако оставим на время большую политику и вернемся к делам более приземленным — например, личной жизни звезд. В те февральские дни Андрей Миронов репетировал в Сатире в спектакле «У времени в плену». А Татьяна Егорова сидела дома в Трубниковском. Иногда после репетиций Миронов приезжал к ней и они вместе ужинали. Правда, особой радости эти совместные ужины ни ему, ни ей не приносили.
Вспоминает Т. Егорова: «Тонька (соседка Егоровой по квартире. — Ф. Р.) принесла ему тарелку с борщом. «На, ешь, голодный небось». Он молча ел борщ, потом она принесла ему кружку горячего клюквенного киселя с белым хлебом, поставила на стол и, взяв освободившуюся тарелку, ушла на кухню. Он пил кисель, громко отхлебывая, отламывал белый хлеб.
— Ты когда в театр выходишь?
— Не знаю. Когда выпишут врачи. Хоть бы вообще не выходить!
Меня так же, как и его, ранило, что наша любовь, наша жизнь, наша трагедия — на обозрении у всех. И в театре все ждут! С нетерпением! Когда я явлюсь на репетиции, чтобы злорадно посмотреть мне в глаза. Я уже слышала змеиный шепот, визг и сатанинский хохот. Он сидел передо мной, допивая кисель, а я ненавидела его, его волосы, его голос, его бесцветную родинку на левой щеке.
— Ты меня ненавидишь? — застал он врасплох.
— Мне нужно побыть одной некоторое время.
— Я знаю, что это значит. Я сам во всем виноват. Я не смогу жить без тебя. «Я утром должен быть уверен, что с вами днем увижусь я», — сказал он и попытался улыбнуться.
— Зачем я тебе нужна? Скажи? Ведь столько вокруг тебя вертится всяких барышень!
— Я не знаю. Это что-то ирреальное. Я бы даже хотел, чтобы тебя не было в моей жизни, чтобы так не страдать. Но у меня не получается. Это вне меня…»
Продолжают сгущаться тучи над головой Твардовского. 5 февраля, около двух часов дня, его попросили срочно приехать в Союз писателей СССР. Вернувшись оттуда спустя несколько часов, Твардовский сообщил своим коллегам сногсшибательную весть: что вчера собирался секретариат СП, причем без него, где было принято решение освободить от работы в «Новом мире» пятерых человек: Кондратовича, Лакшина, Виноградова, Марьямова и Саца. «А кого дают вместо нас?» — спросил кто-то из освобожденных» «Мне уже не важно, кого дают, — ответил Твардовский. — Я заявил, что подаю заявление об уходе… Дают Большова. Да нет, они уже все утверждены». — «Без вас?» — «Неужели вы не понимаете, что, конечно, без меня? Все решили без меня! Константин Александрович Федин решил. Он председательствовал… Хотя, — Твардовский сделал паузу, — решение вроде не совсем окончательное. Мне предложили новый вариант редколлегии, с тем чтобы я подумал. А что тут думать?..»
