Он подшучивал над ее идеальностью, задавал провокационные вопросы, в общем, вел себя так, словно она была обыкновенной девушкой. А она считалась необыкновенной. В нее были влюблены многие, но никто не осмеливался даже намекнуть о каких бы то ни было чувствах. Ее уважали и почему-то боялись – больше, чем главного врача. Поэтому все с замиранием сердца смотрели, как непутевый доктор Варакин выводит из себя царственную Нику. Вероника злилась и от этого становилась похожей на Снежную королеву. От нее расходились волны ледяного презрения, способные заморозить все живое в радиусе пяти метров. Но доктор почему-то не мерз, а весело потирал руки, словно грелся у костра. Это было поинтереснее, чем кино.
После войны они вернулись в Ленинград, и Вероника, ставшая к тому времени Варакиной, основательно утратила веру в хирургию как главную спасительницу человечества. Квартира на Мойке, где Вероника жила до войны, была занята. Но помаявшись некоторое время в какой-то комнатушке, они все же смогли вернуться в квартиру на правах хозяев. Окончив институт, Вероника стала невропатологом. Она дослужилась даже до звания заслуженного врача, но, встречаясь с однокурсниками, все же иногда сожалела о том, что отошла от хирургии.
«Такие руки загубила ты, Ника, – говорили ей коллеги, – это не прощается».
Дома постоянно разгорались споры на эту тему, и Александра, их дочь, выросшая в самой гуще дебатов, в итоге стала именно хирургом. После многих лет практики она как-то сказала матери: «Мне кажется, что отец был прав. Хирургия – необходимая, но все-таки тупиковая ветвь медицины. Я выбрала именно ее в пику отцу, но он, похоже, как всегда перехитрил меня. И мне жаль, что я не могу сказать ему об этом. Он, по своей излюбленной привычке, снова недосягаем. Кому теперь претензии предъявлять?»
Когда родилась Лера и выяснилось, что она похожа на деда, считалось, что она, само собой, станет врачом. Но внучка и дочь медиков не только никогда не чувствовала призвания к этой профессии, но даже не испытывала никакого интереса к семейному делу. Она, конечно, считала, что быть врачом – достойно, и благородно, и трудно, поскольку перевидала на своем недолгом веку множество врачей, но у нее не возникало желания присоединяться к их клану.
Единственная область, близкая к медицине, которая была ей любопытна, – психология. Но взрослые не считали это ее увлечение серьезным. К тому же у Леры оказался гуманитарный склад ума. Посокрушавшись некоторое время о том, что династическая эстафета не будет продолжена, и решив на семейном совете, что это некая загадка природы и последняя шутка деда, родители отстали от Леры с требованием идти в медицинский институт. Она была несказанно рада, хотя и испытывала серьезные трудности с выбором профессии. Посоветоваться было особенно не с кем, и она в очередной раз пожалела об отсутствии деда. Уж он-то точно помог бы ей.
