Я подошел к нему; а он, поскольку теперь тоже увидел меня, прервал работу и протянул мне руку. Я, наверное, больше смотрел на то, что он делает, чем на него самого... Он и на этот раз вырезáл человеческую голову.
Он сказал, я должен сесть и покушать. Взял одну из виноградных гроздей, лежавших в вазе, и своими руками выжал сок мне в бокал. Заметив при этом:
- Сперва мальчики и девочки начали делать это друг для друга. Потом и мы, взрослые, последовали их примеру...
И прибавил:
- Но, конечно, здесь требуется аромат детских ладоней.
Пока он говорил, я видел удивительную форму его рук и внутреннее движение в них; как только он отложил выжимки, я бросился к бокалу и залпом выпил его. Тогда он взял новую гроздь и спросил, нравятся ли мне - в достаточной степени - также и его руки.
Я пробормотал:
- Да, да.
- Хорошо, - сказал он, - тогда мы всегда будем сидеть за столом рядом.
Я начал есть. Он между тем развлекал меня разговором... Он был удивительно спокоен. Обронил, что нам предстоит много работать вместе... Я не понял, о чем он, но все равно поддакнул -лишь бы он не перестал говорить.
В другой связи он сказал - кажется, когда ополаскивал руки после того, как в третий раз выжал для меня виноградную гроздь:
- Мы не имеем права есть плоть животных, пока не полюбим их так сильно, что сможем убить своими руками... Мы не должны испытывать отвращение ни перед какой частью их тела, будь то кишки, или глаза, или половой член. — Если бы люди могли поедать животных так же, как их поедают хищные звери, - против этого нечего было бы возразить.
После он показал на мой стул, с резной головой гиены на спинке. И сказал:
- Это одно из самых удивительных изображений, которые я вырезал. Сыщется, наверное, всего несколько человеческих голов, подобных этой, звериной... Эта голова, хоть и имеет острые зубы, убивать не может, не может. Зверю, который носит ее, не хватает чувства собственного достоинства. Его душа полна неуверенности, полна сомнений - способна ли она так сильно любить, чтобы иметь право на убийство... Так что гиене приходится питаться смердящими трупами.
Я поднялся из-за стола; Франц стал подкладывать в камин дрова и торф, а я подошел к окну и смотрел в сад, обрамленный со всех сторон колоннадой.
Снаружи были дождь и буря... Я подумал о мальчиках; но мне уже не хотелось быть сейчас с ними снаружи. Меня слегка знобило.
Во мне больше не было желания покинуть Угрино... Если бы я мог здесь остаться!
