Теперь он спешился, и подошел к ней, и обнял. Она хотела сказать, чтобы он ее покинул, но не смогла выдавить из себя ни слова. Да и в любом случае упрямство ей бы не помогло. Все произошло словно само собой. В комнату внесли огни. Чьи-то руки раздели Марию и уложили на кровать, и теперь король взгромоздился на ее тело, как мог бы взгромоздиться на коня. Тут она почувствовала - из-за его теплоты, - что сама холодна, как стекло. Однако всё довольно быстро закончилось, король покинул ее тело, и она убедилась в том, что Силерий в самом деле насладился ею - наслаждение еще зримо вытекало из него, к нему липло. Она поняла это, потому что сама на сей раз оказалась для наслаждения закрытой. Когда слуги и девки засуетились вокруг короля, Мария начала говорить и сказала: «Король, я вынуждена просить тебя, чтобы ты никогда больше ко мне не приходил, ибо я не вынесу этого, я буду кричать». Он однако принял ее слова за выражение стыдливости или даже за алчный намек на необходимость вознаграждения, а поскольку настроение у него было хорошее, он, засмеявшись, тут же подарил ей все золотые сосуды, какие привез с собой, - и подумал, что уж теперь-то она будет к нему более благосклонна. Но Мария, даже не шелохнувшись, повторила те же слова. Король тогда сказал ей что-то насмешливое и повелел готовиться к следующей ночи.
Он, впрочем, вскоре удалился вместе со своей свитой; Мария же, раздетая и как бы утратившая собственное бытие, все еще лежала на кровати. Один лишь Парис не последовал за королевским кортежем; он тайком остался во дворе, а когда шум замер вдали, снова взял флейту и заиграл. Мария, конечно, слышала музыку, но ей казалось, что это не для нее, словно музыка не могла больше до нее дотянуться, потому что сама она провалилась куда-то, где ничего уже не было да и не могло быть. Из комнаты не доносилось ни звука, и Парис наконец отважился войти. Он робко огляделся и внезапно увидел Марию среди всех этих пылающих факелов. Туг сердце его чуть не разбилось от тоски, и он, дрожа, упал перед девушкой на колени. Мария поняла, что он плачет и что он и есть тот, кого она имела в виду. Она подняла его голову и положила себе на живот, чтобы он слезами очистил ее лоно. Пока он плакал, она рассказала ему всё: как всё происходило и как дошло до такого ужасного конца. После попросила, чтобы Парис сполоснул водой ее тело и промежность, и он охотно исполнил просьбу.
Через какое-то время мальчик закрыл дверь на засов, ибо они договорились, что на ночь он останется у Марии... Теперь пришел черед радости. Когда их губы и тела соединились, они оказались друг в друге и поняли, что это и есть радость. Они повторяли игру, где выигрышем были любовь и телесность, снова и снова - пока не начали дрожать от усталости. Но и тогда их руки, и губы, и промежности не пожелали расстаться. Так они и спали той ночью. И сон, снизошедший к ним, был бесценным.
