приказал ему завести новый набор гоночных автомобилей. Дважды он должен был дать мне выиграть в шахматы, и три раза я должен был дать выиграть ему. Он провел восхитительный час, делая нарочито глупые ходы и тем самым затрудняя мне проигрыш.
Однажды Жребий приказал, чтобы он один час играл в Папу, а я — в малышку Эви, и ему это скоро наскучило: моя малышка Эви была слишком слабой и слишком глупой. Но двумя днями позже ему страшно понравилось играть со мной в Папу в роли Лил. Тогда я не осознавал, что, пока мы с Ларри развлекались и играли в Папу и Лил, или Супермена и негодяя, или в Лесси и опасного гиппопотама, в моей голове зарождалась идея групповой дайс-терапии и моих Центров по экспериментам в полностью случайных средах.
Первый и последний кризис этой фазы дайс-жизни Ларри случился через четыре дня после возвращения Лил из Флориды. Мои контакты с Ларри сократились, а сам он иногда изобретал такие надуманные варианты для Жребия, что, когда выбор падал на них, просто не мог их выполнить. Например, перед самым кризисом он сказал мне, что один раз дал Жребию вариант, что убьет Эви (она разбила его набор гоночных автомобилей). Когда Жребий этот вариант выбрал, он, по его словам, решил этого не делать. Я спросил почему.
— Она бы на меня наябедничала, а ты бы не починил мою машинку.
— Если бы она умерла, как бы она смогла наябедничать? — спросил я.
— Не волнуйся, она бы придумала как.
Кризис был прост: Жребий велел Ларри украсть три доллара из кошелька Лил, и он потратил их на двадцать три комикса (прихоть Жребия, на которую, как он сказал мне, он глубоко обиделся, испытывая весьма нежные чувства к жвачкам, леденцам, пистолетикам и шоколадному мороженому). Лил поинтересовалась, откуда он взял деньги на все эти комиксы. Он отказался отвечать, настаивая, что лучше спросить об этом папу. Она спросила.
— Все очень просто, Лил, — сказал я, и пока она в пятый раз в течение часа обувала Эви, я проконсультировался с кубиком. Он велел (один шанс из шести) сказать правду.
— Я играл с ним в игру с костями, он проиграл и должен был украсть три доллара из твоего кошелька.
Она смотрела на меня в недоумении. Прядь белокурых волос свисала ей на лоб, а голубые глаза сразу выцвели.
— Он должен был украсть три доллара из моего кошелька?
Я сидел в своем уютном кресле с трубкой и «Таймс», развернутой у меня на коленях.
— Это маленькая глупая игра. Я придумал ее, когда тебя не было, чтобы помочь Ларри научиться самодисциплине. Игрок придумывает определенные варианты, некоторые из них неприятные, вот как воровство, а потом
