Но я не поддался искушению, повернулся спиной к окну и начал шагать по гостиной взад-вперед, а потом опять взглянул на портрет. Сверху вниз взирал на меня доктор Фрейд — исполненный собственного достоинства, основательный, рассудительный, продуктивный и стабильный — одним словом, такой, каким следует быть всякому здравомыслящему человеку. Я приблизился, осторожно снял портрет и перевесил его лицом к стене. С возрастающим удовлетворением полюбовался коричневым паспарту а потом, вздохнув, подошел к покерному столу, убрал карты и фишки, отодвинул стулья. Одного кубика не хватало, я заглянул под стол, но и там его не обнаружил. Совсем уж было собрался лечь спать, как вдруг на столике рядом с креслом, откуда вещал доктор Манн, заметил карту — даму пик — лежавшую не плоско, а под углом к поверхности стола, будто что-то ее подпирало. Я наклонился, разглядывая ее, и понял, что под нею кубик.
Так я простоял не меньше минуты, чувствуя, как во мне вскипает слепое бешенство, подобное тому, наверно, что поднималось в душе Остерфлада, или тому что испытывала в течение дня Лилиан, — ни на что не направленную, ничем не вызванную безрассудную ярость. Смутно помню, как тикали электронные часы на камине. Потом всю комнату огласил вой «туманной сирены» с Ист-Ривер. Ужас вырвал из сердца артерии и связал их узлами у меня в животе: если на лицевой стороне этого кубика единица, подумал я, сейчас спущусь и изнасилую Арлин. «Если единица — изнасилую Арлин» — вспышками неона пульсировало в моем мозгу, и ужас мой усилился. Но когда я подумал, что если выпало другое число, то пойду спать, ужас вытеснило приятное возбуждение, и рот мой раздвинулся в ухмылке, достойной Гаргантюа: одно очко — изнасилование, все прочее — спать, ибо жребий брошен. Кто я такой, чтобы спорить с ним?
Я приподнял даму пик, и на меня взглянуло циклопье око: одно очко.
Секунд на пять я оцепенел, но потом справился с собой, с солдатской четкостью повернулся «налево кругом», промаршировал к дверям, отворил их, шагнул наружу, развернулся и с механической точностью движений и с радостным возбуждением вернулся в свое жилище. Прошел по коридору к спальне, приоткрыл дверь и в образовавшуюся щелочку громко оповестил: «Я пойду прогуляться, Лил». Затем вторично покинул квартиру.
На одеревеневших ногах спускаясь вниз по лестнице, я заметил пятна ржавчины на перилах и скомканный рекламный проспект в углу, который призывал: «Мысли масштабно!» Добравшись до этажа, где помещалась квартира Экштейнов, снова повернулся, как марионетка, подошел к дверям и позвонил. В мозгу мелькнула одна ясная мысль, которая повергла меня в панику: «А принимает ли Арлин противозачаточные?» И мое сознание озарила улыбка, когда я представил, как Джек-Потрошитель отправляется насиловать и душить очередную жертву, беспокоясь, предохраняется она или нет.
