Современному читателю слова драматурга, да и сам эпизод пьесы могут показаться немного наивными. Не забудем, однако, что речь идет об оперетте. Драматурги учитывали ее законы. Свои дополнительные законы диктовало время. Воображение зрителей, воочию видевших ужасы войны и блокады, требовало от искусства прямых и простых решений. Людям хотелось видеть, как будет сорван со стены портрет ненавистного, оголтелого выродка. И авторы пьесы чувствовали это. Тем важнее было сочетать политическое звучание спектакля с его эмоциональным воздействием. Поэтому монолог Елены становился одним из центральных звеньев постановки.
Артистка решила отказаться от привычных в старых спектаклях эффектных поз, по-опереточному звонких интонаций. Она говорила сейчас от сердца русской девушки, готовой ради счастья родины пойти на смерть:
— Куда бы вы ни крались, ни кинулись, — всюду Россия… Россия стала родной, дорогой всем людям, всем, у кого сердце в груди, живая душа… Когда думают о борьбе, о крахе и смерти Гитлера, говорят Россия!
В одном из кресел затемненного партера сидел старший лейтенант артиллерист Нестеров. Он еще раньше читал отрывки из пьесы «Раскинулось море широко» в газете, а сегодня случайно попал на премьеру. Вечером, вернувшись в свою часть, он напишет артистке: «Я совершенно не знаю Вас, но никогда не забуду образ ленинградской девушки Елены, созданный Вами. Образ, который я представил себе тогда, темной ночью, в землянке переднего края, — этот образ я увидел на сцене. Его, мой образ, создали Вы, как будто подслушав меня. Спасибо Вам за Вашу прекрасную игру, захватывающую, заставляющую забыть разницу между сценой и жизнью. Спасибо за Елену».
…Приближается развязка. Немцы взбешены. За дверью раздается стук чьих-то тяжелых сапог. Офицер, разоблачивший Елену и вызвавший конвой, кричит:
— Эй, сюда! Взять!
Дверь распахивается.
На пороге — лейтенант Кедров, боцман, Миша и Жора. Они решили прорваться к берегу и спасти девушку. Теперь надо вместе с захваченным немецким офицером выйти обратно к спрятанному в камышах катеру. Но фашисты уже подняли тревогу…
Третий, последний акт. На пирсе нашей базы с нетерпением ждут возвращения «Орленка». Командир соединения катеров благодарит Чижова за помощь в разоблачении парикмахера. Полдела сделано. Остается таинственный «06».
— Задушил бы своими руками! — страстно говорит помрачневший Чижов.
«Орленок» возвращается. Все живы. Елена докладывает, что, по ее сведениям, агент «06» — женщина, брюнетка. У Елены имеется записка, написанная ее рукой. Чижов поражен. Он-то уж знает всех брюнеток на базе, как свои пять пальцев. В их число входит и Киса. Да вот и она сама — весело щебечет, строит Мише глазки. Чижов предлагает Кисе написать несколько слов на бумаге. Почерк тот же!
