Меня отвели в душ, а потом на прогулку по закрытому двору, где был только квадрат неба над головой да воздух такой же, как в зоне залива Сан-Франциско — и никаких иных, более точных признаков моего местонахождения. Никто из других заключенных не попался мне на глаза за все время прогулки. Очень скоро мне наскучило ходить по кругу. Я напрягал слух, пытаясь по звукам понять, что это за дыра, но ни отдаленный шум проезжающего автомобиля, ни случайные голоса, ни даже рев двигателей приземляющегося поблизости самолета ничего мне не сказали.
Меня покормили в камере половинкой пирога с начинкой пеперони из пиццерии «Гоут-Хилл-Пицца», что по дороге на Портеро-Хилл. Я не раз покупал там пиццу и теперь с грустью разглядывал знакомую упаковку и цифры 415, с которых начинался номер телефона; они напомнили мне, что еще вчера я был свободным гражданином свободной страны, а сегодня сижу за решеткой. Меня очень беспокоило, как там Даррел и все остальные. Может, они повели себя покладистее, чем я, и их отпустили? Тогда мои родители уже все знают и, наверное, названивают во все концы, разыскивая меня.
А может, и нет.
Камера казалась фантастически голой, пустой, как моя душа. Я стал воображать, что стена напротив моей лежанки — экран монитора, а я хакаю систему защиты, чтоб отпереть дверь. Еще мне вспомнился мой верстак и незаконченные домашние поделки — переносная магнитола с сюрраунд-звуком в корпусе из пустых консервных банок, и летучий змей с аппаратом для воздушной фотосъемки, и ноутбук собственной конструкции.
Я не хотел оставаться здесь. Я хотел домой, в школу, к друзьям и родителям, я хотел обратно в свою жизнь. Я хотел идти туда, куда пожелаю, а не метаться из угла в угол в тесной камере.
На следующем допросе я дал им пароль доступа к содержанию USB-флешек. У меня там хранились кое-какие интересные выступления на онлайновых дискуссионных кружках, несколько записей с разговорных чатов, рекомендации и советы умельцев, помогавших мне разобраться с разными делами. Всю эту информацию можно, конечно, отыскать через Google, хотя данный факт вряд ли зачтется в мою пользу.
Днем меня опять вывели на прогулку, и на этот раз я увидел во дворе товарищей по несчастью — шестерых мужчин и двух женщин различных возрастов и расовой принадлежности. Похоже, они, как и я, поступились неприкосновенностью своей личности ради получения «разрешений».
Мне дали на прогулку полчаса, и я попытался завязать разговор с чернокожим парнем примерно одного со мной возраста, с коротким «афро» на голове. Из всех остальных он выглядел наименее пришибленным. Но стоило мне представиться и протянуть ему руку, парень испуганно покосился на камеры, со зловещим молчанием взиравшие на нас сверху из каждого угла огороженного высокими стенами дворика, и прошел мимо, будто не заметив меня.
