— Хорошо в Киеве?
— Славно! Но, конечно, никто там нас не ждет. — Юноша помрачнел. — Можно, конечно, попробовать в дружину наняться, к Хаскульду-князю, воевать я умею… Ждать будешь?
— Не пущу! — твердо отозвалась Лобзя. Потом прижалась крепко: — Что ж ты лежишь? Ну же…
— Двое какие-то пришли засветло, — по пути поясняла девушка. — Ты уже за глиной уехал. Один длинноносый, рыжий, другой маленький, слуга наверное. Мечислава спрашивали… Тетка их сразу в избу впустила, да на нас шикнула. Онфиске велела затворять тесто, а меня за тобой послала, да все выспрашивала, хорошо ль ты Киев-град знаешь.
— Чего ж она тебя-то выспрашивала, не Онфиску? — осторожно ведя под уздцы запряженную в телегу лошадь, поинтересовался Вятша.
Лобзя покраснела:
— А то ты не знаешь?
— Знаю, люба…
— Чего ж тогда спрашиваешь?
— Так… — Вятша, прищурившись, посмотрел на девушку. Та еще больше зарделась:
— Пошто уставился-то?
Не говоря больше ни слова, Вятша крепко обнял ее и поцеловал в губы.
— Никогда у меня никого родного не было, — прошептал он. — Теперь вот есть — ты.
Лобзя ласково взъерошила ему волосы:
— Пошли уж… Лошадь уйдет.
Тетка Любомира — крепкая, широкая в кости, высокая, словно башня, — дожидалась их в воротах усадьбы. Грубое лицо ее недовольно хмурилось, в правой руке тетка держала вожжи.
— Явились, работнички! Полдня жду, — завидев Вятшу с Лобзей, зло сказала она. Замахнулась на девчонку вожжами…
Вятша ожег ее ненавидящим взглядом, и Любомира все ж таки не решилась ударить. Только пробурчала что-то да прогнала Лобзю в овин помогать Онфиске перекладывать старое сено. Давая указания девкам, косилась на парня. Слишком заматерел тот, да вишь, как смотрит — волком! Давно б пора окоротить его, давно… Ничего, придет Мечислав, тогда и окоротим, шелковым станет… а не станет… там видно будет.
— В избу не заходи, тут стой, — Любомира строго кивнула на росшую возле амбаров березу. Вятша пожал плечами — тут так тут — какая разница? Лишь бы девок не трогала. Прислонился к березине, сунув в уголок рта сорванную прошлогоднюю соломину. Ждал.
Любомира, заглянув в погреб, прихватила изрядный кувшин кваса и с поклоном вошла в избу. Надо же! И кому ж она этак кланяется? Любопытство родилось в душе Вятши, и даже не любопытство, а элементарное чувство опасности — что ж это за люди такие, лицезреть которых он не удостоился чести? От кого таятся? И какой подлости от них можно ждать? Не любил Вятша таких непоняток, и радостное чувство, которое он испытал, услыхав от Лобзи о предстоящем пути в Киев, сделалось уже и не таким радостным, а скорее тревожным. Взглянуть бы — что за люди? Лобзя-то их видела… Так ее в Киев и не послали, а послали его. Значит, опасаются, что может сболтнуть лишнего… Как бы невзначай Вятша переместился поближе к избе и навострил уши. Ничего толком не расслышал, подошел еще ближе… И едва не столкнулся с вышедшей из избы Любомирой.
