.
— Спасибо.
— Не за что. Считай, что это просто амулет. Я раздобыл его у одного адепта тайных наук, который в перерывах между поисками философского камня приторговывает антиквариатом.
Я поставила статуэтку на стол и, устроившись поудобней в кресле, стала смотреть на проплывающие над головой замысловатые облака: некоторые из них были похожи на взъерошенные клочья пыльной ваты.
— Что тебя все время беспокоит? — спросил он.
Я так задумалась, что вздрогнула от его голоса.
— Не знаю. Какой-то страх, как у твоих «друзей» из вчерашней притчи. Как будто мне угрожало что-то, но я никак не могу вспомнить что именно. Какие-то неясные мысли — почти воспоминания о местах и событиях, которые происходили не со мной.
— А с кем?
— С кем-то, кто жил в другие времена и в других странах…
— И там все только плохо и страшно? — он говорил так, как будто уже заранее знал все, что я отвечу.
— Нет, вовсе нет, — я мечтательно улыбнулась. — Меня тянет туда как путешественника, который оставил свой дом за океаном и мечтает о возвращении. Порой бывает такое чувство, что я живу здесь не вся, а только наполовину, как будто бы часть меня навсегда оставлена в прошлом. И от этого окружающая действительность становится неполноценной, и как будто обкраденной.
— А ты кому-нибудь рассказывала об этом?
— Да, но, как правило, люди этого не понимают, говорят, что жить надо в настоящем. А как это сделать, да и надо ли?
— Конечно надо. Но не все так просто, как им кажется. Дело в том, что ты частично помнишь свои прошлые жизни.
Я удивленно посмотрела на него:
— Ты так думаешь?
— Да. Но ты должна их вспомнить полностью — шаг за шагом, век за веком, — чтобы знать, кто ты на самом деле и откуда пришла, — он улыбнулся. — Тогда ты сможешь увидеть, где и кем были рождены твои страхи, почему тот или иной человек играет в твоей жизни именно такую роль, каковы в конечном счете твои истинные привязанности и антипатии. Ведь очень многое, что для тебя на самом деле важно, остается скрыто в твоих собственных, глубоко затаенных мыслях.
— Знаешь, одно время я не верила в теорию реинкарнации, но в последствии, когда перед моими глазами, как проблески молнии, стали вспыхивать картины концлагерей с колючей проволокой, деревянных вагонов, заполненных пленными, разрушенных деревень или, наоборот, белых дворцов на берегах неизвестных морей, я стала склоняться к мнению, что это не такая уж безумная идея — верить в переселение душ.
Он встал и набросил мне на ноги мягкий плед в черно-красную клетку
