— Ты забываешь, — с горечью произнес он, — что людское злословие, искусно поддерживаемое Тамани, может повредить не только твоей репутации, а значит, и твоему будущему, но и репутации всей нашей семьи…
— О да, — усмехнулась я, — всему, созданному Леллой!
— Вот именно! — воскликнул он. — Тебе бы следовало уважать свою мать! Она должна была бы служить тебе примером… она дала нам все.
— Она не даст мне Салима, — возразила я. — А от тебя я жду сейчас лишь ответа на просьбу, которую я только что высказала.
— Нет, я могу предложить тебе одно-единственное: свадьбу с человеком, которого ты выбрала сама, и немедленно.
— Я не желаю этого. Если я и выбрала Салима, то потому, что он — самая чистая часть меня. Я не хочу, чтобы он вошел в этот дом, где свила гнездо ложь.
— Какая ложь? — вскричал Фарид.
Но еще до того, как я нанесла удар, он знал, куда он придется.
— Лелла вот ложь! Лелла, которой вы все восхищаетесь и которую ты мне ставишь в пример, тогда как она боится меня, боится Гамани!
— Тамани?
— Да, с тех пор как отец возложил на нее миссию сделать все, чтобы Лелла не вышла вторично замуж. При необходимости она должна открыть ее прошлое, то, чем была наша драгоценная Лелла: почти что проституткой…
Последние слова напугали меня самое. Разрыдавшись, я убежала.
* * *
— Ты зашла слишком далеко, — сказала Тамани. — Ты и в самом деле зашла слишком далеко. Не следует так играть с огнем…
— С правдой!
Я уже пыталась оправдываться. Мой крик становился похожим на защитительную речь. Я с ненавистью вымаливала у нее одобрение.
— Ты довольна, что я отказалась от этой свадьбы? Что я отложила ее на такой срок… за год, как ты говорила, много чего может произойти…
Тамани покачала головой — привычным, тысячекратно повторяемым движением нищих, у которых летними вечерами не остается ничего, кроме безмятежного спокойствия. Она изменилась: в скорбном взгляде ее водянистых глаз читалась необычная серьезность. Ничего похожего на злорадное торжество, которое я ожидала увидеть.
— Нет, теперь я не хочу для своего брата такой жены. Ты опасна…
Она приблизилась. В сумраке спускавшегося вечера она завораживала меня. В ее голосе зазвучала какая-то вековая властность, словно она была лишь посланницей темных сил, передававших мне свое проклятие.
— Ты должна была либо смолчать, либо согласиться на то, что они предложили. Я бы признала себя побежденной; я бы даже не пикнула… Ты должна была набраться терпения… А так ты идешь к своей гибели. То несчастье, что ты сеешь позади себя, однажды встанет между гобой и Салимом… Да-да, даже он отвергнет тебя, когда узнает, на какое зло ты способна… потому что — запомни это хорошенько, Далила, — Господь не любит скандала.
