— А кто тебе сказал, что я не выйду за Салима? Мне достаточно немного терпения: подождать год…
— За год он может передумать, — мечтательно произнесла Тамани. — А если не передумает, то в дело вмешаюсь я. Раз я могу заставить Леллу выпустить тебя сегодня, то почему не смогу заставить ее отказать всем, кто будет за тебя свататься?
— Ты не учитываешь моей воли…
— Да нет, учитываю. И как раз поэтому хочу помочь тебе сегодня. Ты слишком умна, чтобы, когда придет время, не понять, в чем твоя выгода… Ну а в качестве последнего средства, — продолжала она, понизив голос, — того, что я знаю о твоей мачехе, достаточно, чтобы отбить у мужчины всякую охоту породниться с этой семьей. Тем более что ты совершила неосторожность познакомиться с ним на улице… Об этом последнем средстве я рассказала тебе, чтобы показать свою силу. Но я бы предпочла, чтобы ты сама сделала выбор. Открывать правду всегда опасно.
Я посмотрела на нее пристально, но без ненависти.
— Я выйду и без твоей помощи.
— Как же это?
Она повысила тон; она понимала, что слишком легко уверовала в свою победу.
— Я просто-напросто спрошу разрешения у Леллы. Я скажу ей, зачем мне надо выйти. Лично я не боюсь говорить правду.
— Зато другие боятся. Они заткнут тебе рот, можешь не сомневаться…
Лицо ее исказилось. Склонившись ко мне, она пыталась меня переубедить, она почти умоляла меня. Я чувствовала себя спокойной.
— Нет, Тамани. Все, что хотела, я делала, не обращая внимания на других. Так и сейчас: я сделаю это, выкрикнув им в лицо то, чего они боятся… Гебе не дано этого понять — ты из другого мира.
— Из мира, в котором правда доверена мне. Вот только я цежу ее по капле, и этого-то они и боятся, — закончила она с торжествующим смехом.
— Да, из мира, от которого женщин в конечном счете оберегали. От них требовалось так мало; они не должны были быть ни добродетельными, ни целомудренными — только честными. Но настанет день, когда надобность в тебе отпадет. Ты из мира, где, боясь малейшего риска, на все требовали доверенность. Твоя роль никому не нужна. Ты бессильна против меня, а вскоре будешь бессильна и против всех… Тебе конец.
— Нет! — вскричала она, уловив в моих словах лишь то, что она уже якобы не нужна. — Нет. Я здесь для того, чтобы все оставалось скрытым. Я здесь для того, чтобы предотвратить скандал.
— Скандал — в самом этом стремлении его избежать! — воскликнула я, и тут вдруг наступила тишина.
Я слышала ее дыхание, тяжелое, как у борца… Она спросила в последний раз, уже с угрозой:
