Много дней кряду я сидела на балконе и дожидалась там вечера. Я не могла знать, когда в очередной раз придет Салим. Днем я спокойно спала, но ближе к вечеру, после короткой сиесты, я внезапно пробуждалась. «Он там», — говорила я себе. Эта уверенность заставляла меня беспокойно ворочаться в постели. Я звала Шерифу, и та бережно — за что я, торопившаяся, мысленно ее ругала — помогала мне подняться. Устраивала меня в шезлонге, подкладывала одну подушку мне под голову, другую — под ноги. Я не могла дождаться, пока она уйдет, так не терпелось выглянуть на улицу. И она уходила.
Медленно, осторожно я поднимала голову, устремляя взгляд на улицу. Он был там. Сознание того, что мое предчувствие оправдалось, придавало мне сладостной уверенности, которая тотчас отгораживала меня от остальной части дома; я погружалась в сферу, где существовали только он и я. Так проходили часы. Он не двигался с места. Я не различала черт его лица, разве что падавшую на лоб волнистую прядь. Но с нежностью узнавала его манеру смотреть — слегка потупив голову, из-под густых бровей. Под конец из всей картины улицы я видела лишь его лицо, внезапно ставшее близким, действительно близким. Меня затопляла безмятежность. Не было никаких желаний. Хотелось только откинуться в шезлонге и уснуть, даже в самом глубоком сне ощущая на себя его взгляд.
По его неподвижности, по тому, как он вглядывался в меня, я догадывалась, что он был рад уничтожить это расстояние между нами. Мне же было хорошо и так; достаточно было знать, что он пришел ради меня, чтобы меня наполнило простое, нетребовательное счастье. При этом из меня исторгались волны благодарности к человеку, который доставил мне это счастье. Я позволяла себя любить.
* * *
Сегодня утром комнату осветила улыбка входящей Зинеб. Меня обрадовал ее приход.
— Знаешь, мне скучно дома. Тебя не хватает…
Стоило ей оказаться со мной, вдали от мужа, от других женщин, как к ней возвращалось ее девичье лицо. Между нами устанавливалась ясная задушевность. В молодых арабских женщинах таятся неисчислимые запасы романтичности; чересчур грубо брошенные к стопам мужчины, они лишь в очень редких случаях вновь обретают свою уязвленную невинность. А мужьям не суждено увидеть их лица озаренными молодостью. Лишь тусклый, не способный взволновать взгляд покорной, слабой твари.
Мы потрепались в свое удовольствие. Зинеб пересказывала мне все свежие сплетни с такой детской, ничем не замутненной радостью, что в конце концов у меня пробуждался интерес к ее словам.
