Она издала последний смешок, потом самодовольно проворчала:
— Вот видишь, я умею исполнять танец живота!.. Потом понизила голос на возбужденном от танца лице загорелись глаза: Ты пришла повидать Юсефов? Хочешь с ними встретиться?
— Я?.. Нет.
Я даже вздрогнула.
— О, тебе нечего стесняться. Ты могла бы зайти вместе со мной; они живут тут, рядом… К тому же хромоножка должна быть за кассой. Когда она увидит нас вместе, она нас пригласит… Поболтаем.
— Нет! — вскричала я.
Из бани я вышла одна, так и не разобравшись, почему отказалась — из-за усталости или неприязни.
Вернувшись домой, я с облегчением услышала от Мины: Держи, это письмо Дуджа принесла мне утром. Думаю, это от ее кузена.
— Спасибо.
Оставив Мину с Зинеб, я уединилась в своей комнате и с бьющимся сердцем вскрыла конверт. Быстро прочла несколько скупых слов: «Жду вас завтра в четыре часа на прежнем месте. Сделайте все, чтобы прийти. Салим».
Вошла Мина, и я накинулась на нее с расспросами:
— Так тебе Дуджа дала это письмо? Что она сказала?
— Она заходила ко мне по поводу предстоящего собрания. Перед уходом она сказала: «Похоже, тогда я дала промашку с родственниками Далилы. Извинись перед ней за меня и сегодня же передай вот это письмо — оно от Салима».
— И все?
— Да. Что это с тобой?
Я бросилась ей на шею; я целовала ее, смеясь и приплясывая вокруг нее. Я с восторгом предавалась забытым ребяческим шалостям.
Ой, Мина, если б ты знала, как я счастлива!
— Да что с тобой?
— Сядь!
Я заставила ее усесться. Села рядом, переполняемая радостью. Как пьянило происходившее в недрах моего существа неуловимое превращение того, что грызло меня на протяжении многих дней, в пустячную ссору, которая приключилась из-за моей же оплошности! Я отдавалась удовольствию разыгрывать наивность и ее мнимые страхи; волны блаженства понесли меня. Счастливая уже от снисходительной улыбки Мины, я затараторила, еле переводя дух:
— Мне почудилось, что он любит свою кузину… он так о ней говорит… я жутко ревновала. Но раз она сама передала тебе это письмо для меня, значит, для него… ну, в общем, она только кузина, и все… и раз он возвращается ко мне, значит… уж и не знаю.
Мое возбуждение спало. Я улеглась, положив голову Мине на колени. Мне вдруг захотелось, чтобы она оставила мои слова без ответа и ни о чем больше не расспрашивала. То были не откровения, а стихийно брызнувшая из меня радость, и несколько ее струек попали и на Мину, только и всего. Склонившись ко мне, она шепнула:
