– А когда мы пойдём к матушке Емилии? – спросила её Альбина.
– Вас известят, – ответила монахиня.
Рина поинтересовалась:
– А после обеда весь монастырь отдыхает или только паломники, гости и послушницы?
– Все отдыхают, – подтвердила сестра Анисия.
– И ходить по монастырю одной нельзя?
Сестра Анисия внимательно на неё посмотрела.
– Вам очень хочется?
– Ой, очень! Я никогда в жизни не была в монастыре! Разве что школьницей в Суздале. Но там был просто музей. Так что там для меня лишь историей дохнуло, но не Богом. Вам странно это слышать?
– Нисколько, – ответила сестра Анисия. – Сама такая была.
– Как это?
– Историей России увлекалась, – пояснила сестра Анисия. – Даже в МГУ на историческом училась. А вот как выучилась – и поняла, что уберёшь из нашей истории божественное начало – и нет её. Потому что каждое событие Богом пропитано, соединено с Ним накрепко.
– И потому в монастырь ушли?
– Да, потому. Раз Бог есть, то я ему служить стану, как смогу и чуть больше.
– А что для монахини самое главное?
– Послушание. Смирение. Труд. Радость…
– Разве этому можно научиться?
– Сложно, но можно. Вы отдыхать-то будете, Ирина?
– Э-э… да я, вроде, и не устала.
– Хотите поработать?
– Давайте.
Альбина проводила их сонным взглядом. Как у этой худышки достаёт сил, чтобы столько работать?! Одни жилы у неё, наверное. И она уснула.
Рине повезло: сестра Анисия провела её по обоим корпусам, соединённым переходом на первом этаже, и сводила в домик паломников, в котором не имелось свободных мест, несмотря на злющие январские морозы. Именно в домике и ждало Рину задание; между прочим, такое же, как и выполненное – мытьё туалета.
Паломницы спали, а Рина драила грязные донельзя раковину, полы и два унитаза. Когда время отдыха закончилось, Рина начисто вымыла распаренные руки. Готово. Она дождалась прихода сестры Анисии и вместе с ней вернулась в корпус. Насельницы и гости подкрепились и степенно заполнили церковь, располагавшуюся на втором этаже здания.
Вдоль стен расставлены скамейки. Кто-то из монахинь принёс для себя лёгкие раскладные табуреты. Один из них достался и Рине, чему она обрадовалась: всё ж-таки устала за весь день. Альбина сидела у стены, перебирая деревянные чётки. На коленях у неё лежали неизменные блокнот с ручкой.
Началась всенощная. Не понимавшую ни слова, ни смысл происходящего Рину сильно клонило в сон: речитатив и Знаменский распев усыпляли её. Она поминутно клевала носом. Но на складном табурете разве уснёшь?
