«Неблагодарный мерзавец! – прохрипел он. – Ты не сделаешь этого. Какая грязная, дешевая месть!» «Беру пример с вас, – улыбнулся я, – ведь я ваш любимый ученик. Впрочем, у вас есть выбор – пусть все остается как прежде, я сыграю главную роль в спектакле, и после показа мы с вами вместе уничтожим эти милые картинки». «Шантажист! – закричал он. – Я не позволю… Ты не посмеешь…» Он бросился ко мне и попытался вырвать конверт из моих пальцев. Я оттолкнул его, мы начали бороться. Он был еще крепкий старик, ему удалось, прижав меня к стене у окна, вцепиться в конверт. И тогда я его ударил. – Голос Вацлава вдруг задрожал, но он справился с собой и продолжил говорить почти спокойно, с едкой, дергающейся улыбкой. – Я ударил его по лицу – человека, бывшего мне отцом, учителем, наставником, другом, возлюбленным. Я ударил его со всей силой моей ненависти. Он отлетел в сторону, упал и ударился виском об угол старинного дубового стола. Я стоял над ним и смотрел, как ковер темнеет от его крови, как бледнеет его лицо и наливаются мертвенной синевой губы. Вокруг его поверженного тела разлетелись фотографии, где мы, обнаженные и пьяные, смеялись и обнимали друг друга. Я аккуратно собрал их – одна из них была запачкана кровью, – положил в конверт и вышел из кабинета.
Я знал, что теперь я – убийца, что самое страшное в моей жизни произошло и больше мне бояться нечего. В тот же вечер я собрал в общежитии свои вещи, поехал на вокзал и сел в первый же поезд, отходивший в Варшаву. Мидовский загранпаспорт сделал мне еще Багринцев в ту пору, когда нам удавалось иногда вырваться на выходные куда-нибудь в Европу. Собственно, дальше рассказывать нечего – с помощью родственников матери мне удалось получить польское гражданство, а затем я уехал в Лондон и предпринял попытку пробиться на тамошней сцене, увенчавшуюся, как все вы знаете, успехом. Но все эти годы я жил с мыслью, что я – преступник, убийца, что когда-нибудь кто-то из тех, кто знал и любил Багринцева, найдет меня и покарает. Когда Гоша неожиданно встретился со мной в Лодоне, я воспринял это как провокацию со стороны судьбы, как приглашение в ловушку. Я не мог позволить себе трусливо сбежать, мне было интересно, страшно интересно, какую же месть вы приготовили для меня за столько лет… Я приехал сюда – и что я увидел? Никакого возмездия меня не ждало, напротив, вы все принялись пресмыкаться передо мной, убийцей вашего божества, говорить о светлом долге и выгоде, которую я смогу получить, поучаствовав в этом фарсе.
