Обсуждая со своими собеседниками принципы и методы мышления, отмечал Александр Мень, Сократ «обратил взор человека на его внутренний, духовный мир. И прежде всего он хотел показать людям, что путь к высшей реальности лежит через самопознание, познание своего духовного «я». Что же касается естественных наук, то здесь Сократ был очень сдержан. Однажды оракул сказал, что самый мудрый человек в Афинах — это Сократ. «Почему, Сократ, тебя назвали так?» — спрашивали его. Он отвечал: «Наверное потому, что я сознаю, что я ничего не знаю, а другие люди воображают, что они знают, и не сознают своего невежества»».
Отвечая однажды на вопрос, отец Александр сказал: «Стремление к познанию есть дар Божий, но всегда надо иметь смирение при этом, понимать, как Сократ понимал: «Я знаю, что ничего не знаю»… Большое знание — оно смиренно. Настоящая наука обладает скромностью, и только в популярных брошюрках все вопросы решены — за всю Вселенную».
Мераб Мамардашвили, которого многие считают своеобразным Сократом современности, обратил внимание на другой аспект этого знаменитого изречения — на то, что познание, и в том числе познание себя, если исходить из закона незнания: я знаю, что я ничего не знаю, это познание происходит не в будущем — не завтра, не послезавтра, не через год, а всегда сейчас, и из этого проистекают важные последствия.
Аргументировал он это так: «… вот в этом утверждении — я знаю, что я ничего не знаю (я подчеркиваю глагол «знаю»), в этом утверждении содержится один решительный шаг, который говорит следующее: если как следует посмотреть на мир и знать, на что посмотреть, то весь этот мир, о котором предполагалось, что я должен иметь время, чтобы двигаться в его познании, он весь — сейчас. Следовательно, поступать нужно не только для того, чтобы можно было поступать сейчас, а я должен как бы предположить, что в общем‑то весь мир тоже — сейчас. Но как мне об этом «сейчас» узнать сейчас?»
Мамардашвили, как и Сократ, — представитель импровизационной, речевой культуры, где нет заданности, предвзятости, где истина отыскивается в процессе самой речи. Главное для него — движение мысли, мысли, направленной на поиск истины. Что он хотел сказать этой фразой: «Как мне об этом «сейчас» (как некоем состоянии и присутствии мира в этот момент в душе человека)… узнать сейчас?»
Если говорить кратко, он подводил слушателей к тому, что Сократ открыл понятия и дал определение понятий. Но не это главное. Для него сократовские понятия вовсе не содержат в себе абстрацию некоторого признака, свойственного наблюдаемым предметам. Скажем, «понятие стола указывает на признак, свойственный всем столам». То есть это некое родовое понятие, позволяющее отличать его от конкретных предметов. Нет, он настаивал на том, что в диалогах Сократа проступает нечто иное, и это «нечто» нельзя основать на видимом нами эмпирическом материале.
