За отца Александра мы можем быть спокойны: он выполнил свое земное предназначение, исполнил свою миссию на земле и сейчас предстательствует за нас — не только за своих прихожан, но за всю Россию и за весь мир — у престола Господня. А вот за себя нам стоит побеспокоиться — насколько мы оправдываем его ожидания, так ли мы живем?
Некоторые, правда, уж слишком озабочены собой, чего отец Александр не поощрял. Я помню, как к нему пришел мой приятель, очень обеспокоенный своими проблемами, и отец ему сказал: «Мы сегодня отпевали покойника. Мы все пройдем через это. Представь на минуту себя на его месте и увидишь истинную цену своих тревог и проблем». Это хороший урок для всех нас. Отец Александр вообще считал, что память смертная очень полезна для нас. Она позволяет трезво оценить и свою жизнь, и самих себя.
Но давайте сегодня говорить не только и не столько о смерти, потому что тот, кто отдал жизнь за Христа и за нас, тот жив. К тому же христианство отца Александра было не угрюмым, не подозрительным, а радостным. Иначе и не могло быть, потому что он светился любовью и так близок был ко Христу. Как говорил митрополит Сурожский Антоний, «одна любовь определяет святость». И еще: «На протяжении веков святость была выражением любви».
Это великое счастье и великая радость, что отец Александр подарен нам, что он и сейчас с нами, что он останется с нами во веки веков.
Многие из вас (а может, и большинство) были, очевидно, в этом зале, когда мы проводили вечер памяти отца Александра 11 сентября прошлого года. Вы знаете, что это был за день и какой был тогда шок. Но все‑таки хорошо, что мы были тогда вместе. Сегодня будет совсем другой вечер — вы увидите. Тем не менее 11 сентября — это трагический день еще и потому, что это день Усекновения главы Иоанна Предтечи, день похорон отца Александра Меня.
Когда мы собираем вас в этом зале дважды в год на вечера памяти, мы что, хотим просто устроить концерт? Нет, не только концерт, хотя концерт всегда бывает, и замечательный, — мы хотим, чтобы люди, пришедшие сюда, задумались: когда мы говорим об отце Александре, с кем мы имеем дело?
Мне хотелось бы, — может быть, впервые — не просто сказать в очередной раз о значении отца Александра, но поставить проблему. Эта проблема — отношение к святости.
11 сентября 1990 г., когда мы хоронили отца Александра, во время панихиды меня спросили: «Вы хотите сказать что‑нибудь?» Я не очень был готов к этому — был в состоянии ошеломления, как все мы, — но почувствовал, что должен сказать. Не только тем, кто был тогда в Новой Деревне, но отцу Александру, ему самому, потому что он стоял передо мной, сказать то, что я не говорил ему при жизни, и я ответил: «Да, хочу».
