Отец Александр давал и такую характеристику духа: «свободное творчество, личный разум и самосознающая воля». Это очень важное уточнение: не просто творчество, но свободное творчество. Совершенно ясно, что свобода — фундаментальное свойство личности, опять‑таки дарованное нам свыше, — есть условие существования творчества как такового, потому, что свобода — «один из важнейших законов духа». Однако свобода — это и ограничитель, потому что она связана с ответственностью. Она предполагает этическую ответственность, и прежде всего ответственность творческого человека, поскольку он отвечает за то, что он делает, перед Богом, перед людьми и перед самим собой, перед своей совестью. Бог доверяет человеку, предоставляя ему свободу, и человек оказывается либо на высоте этого доверия, либо нет.
«…В христианском сознании, — говорил отец Александр, — идея свободы носит глубоко духовный характер». Это показал в свое время Бердяев. И чем выше стоит человек на духовной лестнице, тем больше пространство его внутренней свободы, тем больше он ощущает меру своей ответственности.
Отец Александр сочетал в себе трезвость и идеализм. Как идеалист, он верил в победу светлых сил, в то, что «люди, взирая на Божественную любовь, победят злобное разделение мира». Как человек трезвый и проницательный, он видел, что мы — не только образ и подобие Бога. «Мы — образ и подобие зверя» — это его слова. И потому, считал он, «свобода, наше неотъемлемое свойство, призвана служить преображению зверя, реализации тех чудесных потенций, которые заложены в нас». Одна из этих потенций — творческий дар человека.
А вот как человек им распорядится — это, вероятно, самое главное. И это зависит от самого человека, от его нравственного выбора, от того, куда повернуто его сердце, к кому оно повернуто. Каков вектор души человеческой — это всё и определяет.
У отца Александра есть суждение о гении и злодействе, очень нетривиальное. Он говорил так: «Гений является даром, присущим духовности, человек его себе не выбирает, а путь злодейства — это выбор, направленность и устремленность воли человека». Получается интересная вещь: гений в себе не волен, за него выбор уже сделан свыше; гений — вместилище непомерного дара, и ему не надо выбирать, дай Бог выдержать и не уронить — и дар, и самого себя. Гений — это абсолютный слух, в том числе и на нравственное искажение. Это как фальшивая нота для Моцарта — она недопустима, она режет, потому что нарушает гармонию, а гений — дитя гармонии.
