О. Александр сам назвал здесь своих будущих убийц, представших перед нами в современном обличье: один из лидеров тоталитарного государства; зависящий от этого государства и прислуживающий ему князь Церкви; фанатичный околоцерковный идеолог, испытывающий ностальгию по прошлому. Это убийство не было чисто уголовным преступлением — оно было религиозно–политической акцией.
О. Александр был наиболее ярким представителем открытого христианства, основанного на вере, любви и свободе, верного духу евангельского благовестия, ведущего диалог с миром и человеком, с представителями любой конфессии, любой религии.
Ему противостоит иная, закрытая модель христианства, характерная для консервативной, шовинистической части православного клира и немалого числа мирян. Она основана на ксенофобии, изоляционизме, идеализации прошлого и воплощает в себе обскурантистскую, охранительную тенденцию в Церкви. Закрытая модель представляет собой, по существу, «русскую религию». Она превращает православие в атрибут этноса, в элемент некоей «патриотической» идеологии. Это, конечно, измена христианству, его вселенскому духу, его завету о единстве всех детей Адама.
Эти две модели христианства — религия духа и религия буквы, религия любви и религия ненависти, притворяющейся любовью, — полярны. Они духовно и экзистенциально непримиримы. Их столкновение неизбежно, как неизбежно противоборство добра и зла.
В своем последнем интервью, которое он дал перед смертью испанской журналистке Пилар Бонет, о. Александр говорил о том, что консервативная, охранительная тенденция стала господствующей в православии и она пользуется поддержкой нацистов, фашистов.
Важно помнить, в какой момент было совершено убийство. Из просочившейся в прессу информации стало известно, что первоначально военно–фашистский переворот планировался не на август 91–го, а на сентябрь 90–го года. Убийство о. Александра — прелюдия к нему, первый акт трагедии.
За несколько дней до смерти о. Александр сказал мне: «Я договорился с телевидением. На будущей неделе начну выступать у них регулярно. Проповеди будут раз в неделю». Прошли годы с тех пор, как о. Александр взял на себя миссию заново христианизировать тяжело больную страну, но выход на телевидение означал качественный скачок: его еженедельные проповеди наверняка изменили бы духовную ситуацию в стране. Однако именно этого не могли допустить те, кто твердо решил вернуться в прошлое — с одной поправкой: прогнившую коммунистическую идеологию должна заменить «русская национальная идеология» — государственное православие на черносотенный манер.
