Сначала приписывая о. Александру свойства и намерения, вовсе ему не присущие, а потом торжественно развенчивая их, С. Лёзов устраивает чисто коровьевский сеанс «с полным разоблачением». Так кто же иллюзионист? Тот, кто на глазах изумленной публики с помощью «научных» пассов пытается внушить нам, что о. Александр не был тем, кем он был, или о. Александр, абсолютно чуждый позе и политическим играм, всегда сохранявший духовную и интеллектуальную трезвость? Кто иллюзионист — о. Александр, бесконечно далекий от мыслей о самоутверждении и самореализации, или тот, кто затеял непристойный спектакль, напяливая маску фокусника и самозванца на лик мученика и святого?
Тень ветхозаветного персонажа
Последняя часть статьи подытоживает усилия автора по дискредитации своего противника и посвящена очернению о. Александра как писателя, христианского мыслителя и человека науки. Начинается она, как водится, по–хлестаковски: «Нет смысла опровергать фантастические утверждения «профессиональных духовных детей» о том, что А. Мень был одним из ведущих мыслителей современности, самостоятельным исследователем Библии и т. п.».
Тем не менее как раз это Лёзов и пытается опровергнуть (разумеется, «научно»). Аргументация нехитрая: нельзя продолжать традицию православной библеистики при отсутствии самой традиции, а создать собственную научную школу в этой области о. Александру было не под силу, — во-первых, потому, что он толком не усвоил «того, что сделано в мире», а во–вторых, потому, что «ему было чуждо научное мышление». В таких обстоятельствах о. Александру не оставалось ничего другого, как создать «иллюзию мысли, научного творчества… иллюзию православной библеистики» (эта набившая оскомину «иллюзия» — ключевое словечко, играющее роль универсальной отмычки к жизни и творчеству убиенного пастыря). Всё это понадобилось Лёзову для того, чтобы утвердить в общественном сознании распространенное в некоторых кругах мнение, что о. Александр был всего лишь популяризатором.
Поскольку православная библеистика «не существует», не существует ни Владимира Соловьева, ни Сергия Булгакова, ни Павла Флоренского, ни Михаила Поснова, ни Антона Глубоковского — никого. Это удобно, так как избавляет от необходимости заглядывать в их труды.
Нет надобности напоминать, сколько священнослужителей–ученых было в истории нашей страны. В каждую эпоху библейская культура требует своего, нового слова. В наши дни это слово было сказано о. Александром. Как богослов, он прежде всего библеист, с удивительно свежим взглядом на предмет своего исследования. Его комментарий к Библии, его книга «Как читать Библию», его статьи, посвященные Ветхому и Новому Завету, — образец православной теологии. Но его главный богословский труд — семитомный «Словарь по библиологии», «подобного которому нет нигде в мире» (прот. Виктор Потапов).
