В новодеревенском приходе всегда было немало людей ущербных и невротизированных, страдавших мнительностью и разнообразными фобиями. О. Александр жалел их, никогда не поучал, вразумлял шуткой и добрым словом. Тактично и ненавязчиво он помогал им исцелиться от зацикленности на самих себе, вселял веру в свои силы. И происходило чудо: человек оживал к новой жизни, он преображался даже внешне.
Однако находились и такие (обычно люди с неутоленным честолюбием), кого мудрая педагогика о. Александра только ожесточала. Подобные прихожане притязали на интеллектуальное и духовное равенство со своим наставником. Не имея на то ни оснований, ни способностей, они по существу хотели играть ту же роль, что и он. «Ученик не бывает выше своего учителя», — говорит Христос (Лк 6, 45), но они думали иначе. Поскольку подтвердить своих притязаний они не могли, то быстро озлоблялись. Это приводило к тяжелой закомплексованности. Им начинало казаться, что о. Александр как‑то ущемляет их потенциал, богатую творческую натуру. Постепенно они приходили к мысли о своем интеллектуальном и нравственном превосходстве над ним. За этим следовал разрыв, переход в другую конфессию или авантюрные политические акции, ставящие под удар не только о. Александра, но и многих других. Для некоторых из этих людей была неприемлема открытая модель христианства: им нужен был кнут, жестко регламентированное поведение в рамках «Типикона». Кое‑кто из них (например, один служка, ставший священником), стал обличать своего бывшего учителя в неправославии и чуть ли не в ереси.
О. Александр иронически называл все это «эдиповым бунтом против духовного отца». Как правило, эти люди плохо кончали (духовно и душевно): уязвленная гордыня пожирала их. Отец, который читал сердца как открытую книгу, предвидел это. Он тяжело переживал за них, жалел, но не посягал на их свободу: если они хотели уйти, он их не удерживал. Лишь в особых, редких случаях он сам предлагал человеку найти себе другого духовника. И тем не менее он считал себя морально ответственным за этих людей. Их было немного, но они были, и все они больно ранили отца.
Одним из таких людей был Лёзов. Он ненадолго задержался в новодеревенском приходе. Когда он понял, что его честолюбивым замыслам сбыться не суждено, он ушел, унося с собой мстительную надежду на реванш («И в путь потек, и поутру вернулся с ядом»).
