Женский хор | страница 37



С большого подноса он перенес на стол чайник, две большие чашки в цветочек и тарелку с восточными сладостями.

А, поняла! Он гей…

— Чай, чашки в цветочек, восточные сладости… Если я при этом не гей…

Он что, читает мои мысли?

Я покраснела до ушей, и он рассмеялся.

— Садитесь, прошу вас, — сказал он, указывая на кресло, затем осторожно взял гитару, поставил ее на металлический штатив в углу комнаты, уселся на диван и разлил чай по чашкам. — Сахар? Молоко? Лимон?

— Нет, спасибо. Я… мне очень жаль, я не хотела.

— Чего именно?

— Быть невежливой.

— Подумав, что я — гей? Это не невежливость. Это просто ошибка. И это не имеет никакого значения.

— Но как вы…

— Узнал, что вы об этом подумали? Я этого не знал. Я каждый раз так шучу, когда подаю чай на этот столик. Но по вашей реакции я понял, что такая мысль приходила вам в голову…

Что он за человек?

Он протянул мне одну из чашек в цветочек, удобно устроился на диване, поставил свою чашку себе на колени и игривым тоном спросил:

— Ну, и каким показался вам первый день?

У него наверняка было что-то на уме, но мне меньше всего хотелось разгадывать его загадки, так что я просто ответила:

— Длинным.

— Да. Лечить — занятие очень утомительное, угнетающее и не-благодар… — Он поднес чай к губам, тот показался ему слишком горячим, он опустил чашку и задумчиво добавил: — Вы уверены, что хотите этим заниматься?

Я пожала плечами. Какой глупый вопрос!

— Мне надоедает постоянно выслушивать жалобы людей.

— Совершенно с вами согласен. Жизнь врача была бы гораздо проще, если бы больные ограничивали свои жалобы перечислением симптомов.

Он надо мной смеется…

— Вовсе нет, — сказал он.

— Что?

— Я не смеюсь над вами, это самоирония. Но мне нравится, что вы чувствуете, что это относится и к вам.

Я снова покраснела, еще больше, чем в предыдущий раз. Теперь я почувствовала, что покраснело не только мое лицо, но и шея и плечи, как будто…

— Ну же, вы не ответили на мой вопрос. Каким показался вам первый день?

Нужно собраться, нельзя, чтобы он полностью завладел инициативой. Я достала из халата блокнот и перелистнула несколько страниц в поисках первой консультации.

— Мне… нужно очень многое сказать.

— Не сомневаюсь, — сказал он, глотнув чая. — Я вас слушаю.

Я посмотрела на свои записи. Я исписала двадцать страниц, и каждая новая запись начиналась примерно так:

МЖ 19 л., о.с. хор., нсу, кс обычн., прос. выпис. ОК, опрос:

3мин., клин. обсл. = 0, доп. обсл. = 0, продл. ОК 12 мес!

Я поколебалась, не решаясь перейти к полному отчету о первой пациентке, той, что больше не переносила таблетки, но наконец начала читать. Он внимательно меня слушал. А затем, когда я остановилась, сказал: