— Она не говорила: „Поганые жиды“. Она сказала: „Ах ты, жид“.
— „Ах ты, жид“?
Сейчас, услышав эту фразу в чужих устах, Треслав засомневался:
— Типа того.
— Типа того? Что еще она могла сказать типа „ах ты, жид“?
— Я уже думал над этим. Она могла бы сказать: „Ах ты, Джуль“, но откуда ей знать мое имя?
— Имя было на кредитках, которые она у тебя вытащила, дурья башка!
— Не называй меня дурьей башкой. Ты же знаешь, как я это ненавижу.
Финклер похлопал его по руке:
— Имя было на кредитках, которые она у тебя вытащила, недурья башка!
— На кредитках есть только инициалы: „Дж. Дж. Треслав“. Там нет имени Джулиан и тем более имени Джуль. Давай называть вещи своими именами, Сэм, — она считала меня евреем.
— И по-твоему, я единственный еврей в Лондоне, с которым она могла тебя спутать?
— Мы же только перед тем расстались.
— Случайное совпадение. Эта женщина, быть может, серийная антисемитка. Наверняка она каждого ею ограбленного называет жидом. Этим словом вы, неевреи, часто пользуетесь как ругательством. В школе употреблялись словечки „объевреить“ или „зажидить“, когда говорили про надувательство и воровство. Да ты и сам небось их употреблял. Вот что у вас прежде всего ассоциируется с евреями: воры и жулики. Может, она мстит таким, как ты? Может, она сказала: „За жидов“ в смысле „зуб за зуб“.
— Она сказала: „Ах ты, жид“.
— Ну, значит, она просто обозналась. Там же было темно.
— Там было светло.
— Но ты недавно ссылался на темноту.
— Я сгустил краски.
— Ага, и навел тень на ясный день.
— Это было поэтическое преувеличение. Все произошло хоть и не ясным днем, но фонари горели ярко.
— Достаточно ярко, чтобы отличить еврея от нееврея?
— Было так же светло, как сейчас здесь. Похож я сейчас на еврея?
Финклер издал один из своих телевизионных смешков. Треслав знал, что Финклер никогда не смеется по-настоящему, от души, — и Тайлер частенько жаловалась, что вышла замуж за человека, не способного смеяться, — но в своих телепередачах он мог заливисто расхохотаться в ответ на чье-нибудь замечание. Треслав поражался такому явному притворству, но сотни тысяч зрителей принимали хохот Финклера за чистую монету.
— Давай спросим об этом публику, — предложил Финклер.
И на какой-то миг Треслав с ужасом подумал, что тот и впрямь обратится сейчас к посетителям чайной: „Поднимите руки все, кто считает этого человека похожим на еврея“. Заодно это привлекло бы к Финклеру внимание тех, кто еще его не заметил или не узнал.
