Некоторые считают рискованными все разговоры о бывших возлюбленных мужа или жены, как будто до сих пор их побаиваются. Мы с Маргарет были лишены таких предрассудков. Правда, за мной не тянулся длинный шлейф любовниц. А если она позволяла себе давать прозвища тем, которые все же были, — что ж, имела право, разве нет?
— Представь себе, речь пойдет о Веронике Форд.
— Опять эта Психичка?
Я готов был это услышать и даже бровью не повел.
— Она снова за свое? Ты ведь еле ноги от нее унес, Тони.
— Так и было, — ответил я.
Наверное, сподобившись рассказать Маргарет о Веронике, я слегка приврал, чтобы выставить себя доверчивым простаком, а Веронику — еще большей сумасбродкой, чем на самом деле. Но поскольку прозвище было навеяно не чем иным, как моим рассказом, я даже не мог протестовать. Единственное — не употреблял его сам.
Я рассказал Маргарет всю эту историю: какие предпринял шаги, какую выбрал тактику. Как я уже говорил, что-то от Маргарет за долгие годы передалось и мне; именно поэтому она согласно или ободряюще кивала в разные моменты моего рассказа.
— А сам-то ты как думаешь: с какой радости мамаша Психички оставила тебе пятьсот фунтов?
— Ума не приложу.
— Считаешь, братец водил тебя за нос?
— Да. Во всяком случае, в его письме было что-то неестественное.
— Но ведь ты его совсем не знаешь.
— Верно, мы встречались всего один раз. Но вся эта семейка мне подозрительна.
— А как дневник попал к мамаше?
— Понятия не имею.
— Возможно, ей передал его сам Адриан, чтобы не связываться с Психичкой.
— Это как-то нелогично.
Мы помолчали. Поели. Маргарет постукала ножом по моей тарелке:
— А если бы все еще незамужняя Вероника Форд объявилась сейчас в этом кафе и подсела к нам за столик, как бы отреагировал давно разведенный Энтони Уэбстер?
Не в бровь, а в глаз. Она это умеет.
— Вряд ли я бы обрадовался такой встрече.
Мой натянутый тон вызвал у Маргарет улыбку.
— Раскрыл бы рот? Стал бы закатывать рукав и снимать часы?
Меня бросило в краску. Вам доводилось видеть, как краснеет лысый дядька за шестьдесят? Да точно так же, как лохматый прыщавый пятнадцатилетний юнец. Просто случается такое гораздо реже, и краснеющий откатывается в те времена, когда жизнь была для него сплошной вереницей смущений.
— Напрасно я тебе рассказал.
Она подцепила вилкой салат из помидоров и рукколы.
— Уж не бушует ли у вас в груди… неугасшее пламя, мистер Уэбстер?
— Еще чего.
— В таком случае, если она сама на тебя не выйдет, — наплюй. Получишь по чеку наличные, свозишь меня на недорогой курорт — и точка. У нас с тобой будет по двести пятьдесят на брата: как раз хватит слетать на Нормандские острова.
