Враги диктатора торжествуют: вчерашний временщик терпит явное поражение. Соперники и завистники уже испытывают затаенное и сладчайшее злорадство. Валуеву и генерал-адмиралу ясно, что проект чужой конституции провален и заслуга исторических реформаторов России еще не отнята у них. Все испытывают радостную и смутную тревогу от предвидения больших и важных перемен в составе высшего правительства: каждый намечает сложные комбинации, клонящиеся в его пользу, и предвидит новые личные успехи и достижения от предстоящего «движения воды».
– Мы можем окончить заседание, – глухо раздается голос председателя. – Благодарю вас, господа.
И крупной мясистой кистью руки император опустил тяжелого серебряного слона на пачку государственных актов.
Первый верховный совет Александра Третьего закрывался. Он ничего не постановлял, не приказывал, не утверждал. Собрание не выносило никакой резолюции. Даже дальнейший план правительственных действий не формулировался. И все же всем было ясно: программа верховного управления империей определилась. Сенаторы и министры, переходя из малиновой гостиной в малахитовый зал, соображают, взвешивают и заключают: путь к дальнейшим реформам отныне закрыт; обратный ход правительства решен; реакция установлена как принцип властвования. А главное, громоздкий и тучный Александр Третий уже нашел вдохновителя, идеолога, сподвижника и руководителя нового царствования. Лорис, Милютин и Абаза уже в отставке. Фактическим правителем Российской империи становится маленький сухой человек в тонких очках с мертвым лицом, оттопыренными ушами летучей мыши и выделанным словом византийского стилиста, сумевший ошеломить мозг молодого монарха грозным призраком отцеубийства.
* * *
Дипломатический курьер французского министерства иностранных дел молодой Морис Палеолог, экстренно посланный 2 марта Бартелеми де Сент-Илером в Петербург, запомнил погребение Александра Второго. Представитель республиканской Франции был изумлен театральной пышностью обряда: гул всех колоколов, отряды конной гвардии, вереница церемониймейстеров ордена и царские регалии, знамена и мечи городов и областей, тяжелая императорская корона, сверкающая бриллиантами, рубинами и топазами на высоко поднятой золотой подушке; а там, за митрами и византийскими ризами митрополитов и архиереев, представляющихся взору иностранца движущимися иконами, медлительно колышется погребальная колесница, влекомая восемью вороными лошадьми, в траурной сбруе с белыми султанами. Гроб, покрытый мантией из горностая и золота, окружен по углам четырьмя генерал-адъютантами, а колесницу эскортируют тридцать пажей с пылающими факелами.
