– Быстрей, мадмуазель! Быстрей! – подгонял ее Бо, который с дня похорон деда, похоже, не просыхал. Он был одет все в те же короткие штаны с ковбойскими сапогами, и в какой-то момент Мари показалось, что она в очередной раз бежит выручать деда, и от осознания того, что его уже нет, защемило сердце.
Издалека она увидела, как два парня из местных вежливо, но настойчиво, пытаются вывести какую-то женщину из бара, а она вырывается, визжит и пытается их поцарапать. И лишь подойдя поближе, она узнала в этой безумной свою маму. А Адель увидела ее и внезапно успокоилась, но парни на всякий случай оставались рядом. Лицо матери было так ярко накрашено, что она напоминала дешевую проститутку из низкосортного борделя. Красная помада размазалась вокруг губ, ресницы под черной тушью стояли колом, обведенные черным карандашом и голубыми тенями глаза горели болезненным огнем. На Мари смотрел совершенно сумасшедший человек. Тональный крем лежал неровными коричневатыми слоями и сверху был обильно присыпан пудрой, и казалось, будто на лицо надета маска, потому-что под линией подбородка торчала совершенно белая тонкая шея. Мари вспомнила, что видела на чердаке коробку со старой косметикой, она лежала там долгие годы и уже давно должна была засохнуть. Видно, не засохла. Сверху на тонкое платье Адель навертела две шали, одну на талию, другую сверху наподобие накидки. В них вплела старые искусственные цветы, тоже с чердака. Начесанные и собранные вверх волосы покрывала старая шляпа с разорванными полями. На них лежали уже живые, но завядшие цветы.
– Мама! Это же наши цикламены!
Адель опустила глаза и скромно улыбалась, ковыряя носком туфли землю:
– Правда красиво?
– Мама, что случилось?
– Пойдем, дочка, в сторонку. Я тебе расскажу. – Она взяла Мари за руку и стала тянуть ее куда-то, заговорщически пришептывая.
– Что случилось? – обернулась Мари к ребятам.
– Не слушай их, не слушай. Все нам завидуют, все. Пойдем. – Они отошли.
– Мари! Это очень важно. Очень. Нам надо непременно купить лотерейные билеты. Я видела сон сегодня. Моя покойная бабушка блистала на балу, сверкала бриллиантами, шелком и кружевами. Она танцевала в зале, а я стояла на балконе. И вдруг она увидела меня и стала манить руками и звать: «Адель, в Париж! В Париж! Ты должна войти в высший свет!» И хохотала, так звонко хохотала. А на шее у нее болталась веревка, на которой она повесилась, – мать говорила взахлеб, громким шепотом, глаза ее лихорадочно блестели, потом на секунду замолчала. – Да, только во сне веревка была красная, из атласа. Мари! – Она больно схватила дочь за руку. – Нам надо купить лотерейные билеты. Мы уедем с тобой в Париж! Будем блистать в высшем свете! Я хотела, но мне не дали эти люди. Они злые, завистливые. У меня не было денег. Я просила в долг. – Она покраснела и начала сильно волноваться.
