Андерс развел руки в театральном жесте сожаления. Из книги выпал полулист нотной бумаги. Артур подобрал его. Листок был склеен старым скотчем, блестящим, скрутившимся с краев и оставившим на бумаге желтоватый отпечаток.
– Вы очень любезны, Летуаль. Посмотрим.
Он надел очки для чтения.
– Старые ноты… «Радость неуверенности в "Без завтрашнего дня". Без неуверенности нет удовольствия. Удовольствие – дело дилетанта». Дилетант – восхитительное слово! «Dilettante, 1740, от итальянского diletto». Жить как дилетант, другими словами: жить удовольствиями. В этом всё, я всегда так говорил. Увы, diletto стал delitto – удовольствие превратилось в преступление. И вот в 1845 году, слово «дилетант» стало синонимом любительства. Уничижительное слово? Не факт. Если дилетант и любитель, то он любитель нарушений. Вы следите за моей мыслью? Вот вы, Артур – профессионал, это видно. В конце концов, если вы внимательны к музыке слов, еще не все потеряно – у меня есть чем вас заинтересовать. Следуйте за мной.
Андерс поворачивается на каблуках, наклоняется над хлебным ларем, до краев наполненным дисками в сигарных коробках. Достает оттуда шкатулку с изображением старика с вольтеровскими скулами, с письмом в руке, склонившегося над обнаженной ножкой дамы, сидящей с ним рядом.
«Мир наизнанку», Бальдассаре Галуппи. Сцена 4. Послушайте-ка. «Что за радость, что за наслаждение может извлечь женщина из своей жестокости? Если мы будем обращаться с мужчинами нежно, они терпеливо будут переносить свое рабство, и их общество будет нам приятно»… Мужчины, женщины, два мира, мир наизнанку, мир на лицо, две стороны медали. Меня прямо-таки восхищает то, что мы, с нашим свисающим фаллосом, и они, с их скрытой дыркой, – если я зайду слишком далеко, Клер, ты меня остановишь, – мы все же можем понять друг друга с помощью жестов и слов. И все же, жесты, слова, имена – это может значить все что угодно. Вот смотрите, вас зовут Летуаль. Вам присущи блеск и отдаленность, это чувствуется.[3] Но при всем при том являетесь ли вы светилом?
Вместо ответа Артур вынул из своей сумки «Историю фамилий».
– Андерс, если вы интересуетесь смыслом имен, прочтите это.
Андерс открывает том на заложенной странице, вынимает из него тетрадь с поцелуями, нюхает ее, не открывая, тактично вкладывает обратно, пробегает страницу глазами и наконец читает вслух.
«История Вильгельма, герцога Аквитанского, около 1100 г. Вильгельм Аквитанский преследовал женщин своими домогательствами, и Церковь угрожала ему отлучением. Епископ Фонтевро был готов предать его анафеме…» Анафема, 1174 год: проклятие, объект проклятия. Здесь небольшой анахронизм – епископ де Фонтевро не мог предать анафеме, этого слова тогда еще не существовало. Впрочем, неважно!.. «В соборе Святого Петра Вильгельм схватил прелата за шкирку и поклялся, что заколет его, если он не отпустит ему грехов. Епископа нелегко было запугать, и Вильгельм сдался со словами: "Я не настолько тебя люблю, чтобы отправить прямо в рай". В 1115 году герцог Вильгельм без памяти влюбился в жену своего вассала Эймери де ла Рошфуко, виконта де Шателльво. Эту женщину звали Данжероза. Она была замужем за Эймери уже семь лет. Вильгельм увез ее в свой замок. На призыв папского легата освободить графиню Данжерозу Вильгельм ответил открытым вызовом: велел написа портрет возлюбленной на своем щите, что прикрываться ею в бою так же, как он покрывал ее в постели». Покрывал в постели! Шельмец был изобретателен! Но почему эта история вам так понравилась?
