— И что же мне теперь делать?
— Только ты можешь ответить на этот вопрос. Времена, когда я была для тебя говорящим сверчком в каморке у Пиноккио, давно прошли.
— И никаких бесед, начинающихся со слов: «Жизнь такова»? Как раз сейчас, когда мне бы они, возможно, могли понадобиться?
На том конце провода снова послышался звук выдыхаемого дыма.
— Я знаю, что сегодня в час она будет в монтажной вашей телестудии.
— Ты уверена?
— Так она сказала.
— Спасибо, мам. Я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя, доченька.
Повесив трубку, Кейт поспешила обратно в комнату, быстро оделась и совсем немного подкрасилась, воспользовавшись, главным образом, маскирующим карандашом, чтобы замазать прыщи, появившиеся на ее лице в большом количестве, после того как они с Талли поссорились.
Она быстро прошла по студенческому кампусу. Это было несложно, так как большая часть студентов готовилась сейчас к годовым экзаменам. У дверей студии Кейт остановилась, собралась, словно перед боем, и решительно вошла внутрь.
Она нашла Талли там, где и сказала мама, — скрючившейся перед монитором, на котором она просматривала необработанные материалы и интервью. При появлении Кейт она вскинула голову.
— Какая честь! — с издевкой произнесла Талли. — Неужели нас посетила сама Мисс Председатель высокоморального большинства?
— Прости меня, — сказала Кейт.
Лицо Талли при этом перекосилось, как если бы она долго задерживала дыхание, а теперь наконец смогла выдохнуть.
— Ты вела себя как последняя дрянь.
— Мне не следовало всего этого говорить. Я просто… мы же никогда ничего не утаивали друг от друга.
— И в этом была наша ошибка. — Талли попыталась улыбнуться, но у нее ничего не вышло.
— Я ни за что на свете не обидела бы тебя нарочно, ты — моя лучшая подруга. Прости меня!
— Поклянись, что такое никогда не повторится, что ни один мужчина никогда не встанет между нами.
— Я клянусь! — Кейт всей душой верила в то, что говорит.
Если бы ей понадобилось отрезать себе язык, чтобы такое больше не повторилось, она бы это сделала. Их дружба важнее любых романтических отношений. Парни приходят и уходят, а женская дружба остается. Они обе это знали.
— А теперь твоя очередь.
— Что ты имеешь в виду?
— Поклянись, что больше не будешь объявлять мне бойкот, не поговорив и не объяснившись. Последние три дня мне было очень плохо.
— Клянусь!
Талли и сама не понимала, как это случилось, но интрижка с преподавателем превратилась в самый что ни на есть настоящий роман. Без всякой иронии. Возможно, Кейт все-таки была права, и для Талли все начиналось отчасти из карьерных соображений, но теперь она об этом успела забыть. Все, что помнила Талли — это то что в объятиях этого мужчины она чувствовала себя счастливой, что было для нее абсолютно новым ощущением.
