Последняя любовь | страница 2



Но прозаические души в наши дни глухи к воздыханиям запоздалых поклонников аркадских идиллий и предпочитают в погоне за знаниями, богатством и наслаждением перемещаться в «объятиях пара» с места на место, а не доить коровок и не плести венки «из роз, лилий и чабреца».

Однако никто, — ни Бокль, превыше всего ценивший изобретения человеческого разума, и Стюарт Милль, этот глубокий исследователь материальных средств существования общества, ни английский предприниматель, чей девиз «время — деньги», никто так живо не понимает пользы, которую приносят людям железные дороги, и не жаждет так горячо быстрейшего их развития, как злосчастный путник, путешествующий по тем местам, куда не проникло еще это чудо цивилизации.

Когда в непогоду ломается ось на вязкой и топкой дороге и вы вынуждены прервать срочную поездку, когда повозка еле тащится по пыльному тракту, а несчастные лошади, опустив головы, все в пене, тяжело ступают будто в Аравийской пустыне, — из груди путника вырывается вздох нетерпения и утомления, а уста его шепчут молитву и взывают: «О локомотив, приди, приди скорей!»

В те времена, когда на берегах Темзы, Сены, Эльбы и даже Вислы люди уже давно пересекали пространства с быстротой птиц небесных, на живописных принеманских равнинах только еще вздыхали о том чуде, что зовется локомотивом. По тамошним разъезженным дорогам в летний зной еле-еле тащились, утопая в пыли, тяжелые кареты шестериком, скрипели и стонали, словно души грешников в аду, колеса телег и бричек. А когда наступала дождливая и ненастная осень, повозки вязли в размокшей глине, проваливались в глубокие колеи, а ездок, отрезанный от мира непролазной грязью, вынужден был прибегать к помощи волов, чтобы выбраться из тяжкой топи.

Тому, кто захотел бы несколько лет назад увидеть в миниатюре Аравийскую пустыню, достаточно было проехать от Гродно на Немане до минеральных вод в Д. Их отделяло расстояние не больше шести миль, но широкая желтая песчаная дорога могла показаться путнику вечностью. Она тянулась по унылой равнине между редких зарослей карликовых сосен. Порой это унылое однообразие скрашивалось разбросанными здесь и там барскими усадьбами или серыми пятнами деревенских халуп. Иногда низкие придорожные кусты сменялись стройным, чистым и редким леском. Повеяв на миг ароматом и свежестью, он исчезал, снова отдавая путника во власть бесплодных песков, образующих изредка холмы и даже целые горы, преодолевать которые лошадям тяжело, а путнику грустно и скучно.