Так уж повелось на свете и было во все времена: попросишь человека рассказать или сообщить то, что он видел и слышал, или же поведать всю правду и суть какого-нибудь дела, а рассказчик так его распишет и нарядит, что не узнать, словно лицо дурнушки под слоем румян. Каждый норовит внести свои догадки и домыслы, преувеличить, поразить, раззадорить или развлечь, — как подскажут ему страсти. Один, чтобы пришлась впору, растягивает свою историю как на колодке, другой, чтобы была изящней, подпиливает и шлифует ее, убирая по своему вкусу все сучки и задоринки, и, словно пфальцграф[19], жалует дураку сан мудреца, урода делает красавцем, а труса — храбрецом. Обо всем у них свое мнение, и им сдается, что конь нарисован плохо, коль на нем нет седла, и что история пресна, коль не наперчить ее выдумками.
Уж раз зашла речь о правде, то о моем отце никто слова правды не сказал. Где было на грош, приврали на алтын, где было на алтын, стало на полтину; ведь всякому лестно добавить от себя хоть малость, а из малостей выросла целая гора, где уж до основания не докопаешься, да и нет его, просто одна ложь другую подпирает, и если каждая в отдельности пустяк, то от всех вместе великое поношение. Лживые и коварные языки, подобно острым стрелам и раскаленным угольям, язвят честь моих родителей и испепеляют их доброе имя, отчего родителям и мне приходится всечасно терпеть жестокие обиды.
Кабы в нашей воле было выбирать то, что нам по душе, поверь мне, читатель, уж я бы постарался ухватить из глины нашего праотца Адама самый лучший кусочек и даже в драку полез бы за него. Но, увы, сие невозможно; каждому надлежит довольствоваться своим жребием, ибо тот, кто распределял доли, знал, что делал, да славится имя его! Хоть и есть у меня немало недостатков и изъянов, все же я благородной крови по всем статьям. Кровь переходит по наследству, порок же только прилипает. Кто праведен, тот получит воздаяние, но грехи своих родителей не искупит.
Что до моего отца, то и он, и вся его родня были левантинцами[20]. Некогда они перебрались в Геную, где их причислили к дворянству, и хотя родом они были не оттуда, иначе как генуэзцами я их не могу назвать[21]. Занимались они делом, какое процветает в том городе, а ныне, за грехи наши, стало обычным и в нашем краю: меняли деньги и учитывали векселя по всему свету. За это и поносили моего отца, обзывая лихоимцем. Не раз доводилось ему слышать это слово собственными ушами, но человек он был кроткий и не обижался. А ведь ругатели эти не правы, ибо учет векселей был и есть дело законное. Я вовсе не собираюсь хвалить или, боже упаси, оправдывать дела, которые кой-кому кажутся дозволенными, как-то: ссуды с процентами под залог золотых или серебряных вещей на ограниченный срок, после которого эти вещи пускают с молотка, а также сомнительные делишки с подложными векселями да подставными лицами и всякие прочие мошенничества. У тех, что этим занимается, голос Иакова, а руки Исава
