- Из тебя получился бы хороший ученик, я стар …, - начал он говорить медленно, словно взвешивая каждое слово, - мне хотелось бы научить кого-то прежде чем Эрлик приберет меня, а Умай крепко обнимет. Но духи предков говорят, что твой путь пролегает мимо… Не спрашивай меня, что тебе делать и куда идти… Дорога сама найдет тебя. Просто иди. Уходи!
Начав говорить почти ласково, последнее слово шаман произнес сердито, словно Газарчи провинился в чем-то перед ним, и за это он гонит его. И было понятно, что спрашивать шамана о чем-то бесполезно, он больше ничего не скажет. Поэтому следопыт без долгих колебаний собрался. Сума на плечо и посох в руки.
Он вышел без промедления и двинулся, куда глаза глядят, ступая неторопливо и размеренно. И уже через полчаса, юрта Жанборши осталась далеко позади, а впереди лежала бескрайняя степь, сухая и шершавая как ладонь старика. Но стоило отойти от жилища шамана километров на пять, как по человеческому следу вышел волк, и замаячил за спиной Газарчи. Следопыт почувствовал волка почти сразу, и усмехнулся. Серый опять затеял с ним игру, медленно, но неуклонно сокращая расстояние между собой и человеком. Время близилось к полудню, когда волк пропал, следопыт перестал чувствовать его. И тогда Газарчи впервые за этот день обернулся, чтобы увидеть, как его догоняет облако пыли. Земля дрогнула от топота копыт. Всадники. Следопыт остановился. Это за ним, решил он почему-то сразу. Так и есть, всадники остановились лишь на мгновение, чтобы забрать его с собой. Нукерам Байрама нужно было срочно помочь найти чужака убийцу, след которого они потеряли вчера вечером.
***
Мне не спалось по многим причинам:
Во-первых, убедившись, что мальчишка хвоста не привел, я немного успокоился, но все равно пацан не выходил у меня из головы даже покурить. С ним были проблемы, вернее он сам был моей проблемой и головной болью. Ертай прицепился ко мне насмерть, как репей. «Научи дядя сражаться как ты! Хочу быть батыром и хану служить, а не баранов пасти за околицей». Это я утрирую, но суть такова. Мальчишка после убийства матери (отца видимо убили те же джигиты, только раньше, днем, когда он охранял табун) загорелся стать народным мстителем. И хотя я ему популярно объяснял, что со мной больше шансов погибнуть, чем успеть научится чему-то, он упорно стоял на своем. Как я расправился с барымтачи, напавшими на их аул, ему понравилось, и никакие мои доводы, он упорно не хотел понимать. А может, говорил я не правильно? Язык за двести лет изменился. И половину слов, которые мне говорили, я не понимал, а лишь догадывался о значении. И то, что произносил я, для местных, скорее всего тоже звучало непривычно. Нельзя сказать, что кыпчакский язык сложный, есть более сложные языки. Но много твердых и мягких согласных звуков, которые выговаривались лишь частично. Так, например, когда он объяснял мне, что родственников у него не осталось, а нагаш-ата (дед по линии матери, отец матери) ему не дед, а он ему не внук, а жиен (племянник). И они никогда близко не общались. Так вот, это словосочетание нагаш-ата, в устах мальчишки звучало как н-А-г-Х-А-Ш (ахаш) когда звуки «Н» и «Г» лишь обозначиваются, но не произносятся. Так вот, суть в том, что со слов мальчишки он был теперь круглый сирота, и передать его родственникам я не смогу. Не знаю, врал ли он, чтобы я его просто не прогнал, или так обстояло дело на самом деле. Но, кажется, пацан хитрил. Не суть важно. Важно то, что я не знал, куда его теперь девать? Бросить совесть не позволяла, а таскать с собой здравый рассудок не давал.
