Степь | страница 31



- Бдынь! Бдынь! Бдынь! – глухо запела тетива. Выбиваю ближайших преследователей. Какая жалость, хоть плач… Лошадей жалко, а не всадников. Выбиваю я их. Ведь мне сейчас нужно репутацию свою реабилитировать, что не убийца я. Вижу, как стрелы входят почти по оперенье в конские груди, ноги лошадей подкашиваются и всадники летят кубарем, через конские головы. Жалко… Жалко, что следом подоспевшие всадники не успевают понять, что происходит. А мне их подпускать близко для интимного общения никак нельзя. Вторая часть марлезонского балета…
- Бдынь! Бдынь! Бдынь! Бдынь! – защелкала тетива. Еще четверо летят кубарем. Ага! Дошло?!! Всадники придерживают коней и хватаются за луки. Собрались делать из меня ёжика. Пора! Я поднимаюсь на стременах и ору что было силы:
- Я не желаю вам зла, и в гибели аула я не виноват! Но убью каждого, кто попытается меня убить! Если вы не трусливые шакалы и среди вас есть батыр, который не побоится сразиться со мной один на один! То я жду!
Так и есть… может они шакалов и не видели, те обитают несколько южнее, то слова про трусливых их зацепило. Что-то кричат. Ага! Едет один. Вон как коня пришпорил! Копье наизготовку. И этого батыра совсем не смущает, что копья у меня нет и рыцарский турнир не совсем по правилам. Ну, откуда же ему знать про турниры? Простим на первый раз. Подхватив щит левой рукой, правой тяну саблю из ножен и пинаю Матильду. Давай родная, не подведи! Тыг-дык, тыг-дык, тыг-дык, тыг-дык… Бум!
Копье батыра бьет и уходит вскользь по выпуклому щиту, я приподнимаюсь на стременах и отмахиваюсь саблей, одновременно с движением руки бухаюсь задницей обратно в седло, что лошадь аж приседает. Меня обдает брызгами теплой, соленой крови. Чувствую её на лице и на губах. Конь батыра по инерции пробегает вперед, и оказывается уже у меня за спиной. Раздается глухой стук упавшего тела. Звук не громкий, но в оглушительной тишине, нарушаемой только стрекотом кузнечиков, он кажется вызывающим. И секунду длившаяся тишина прерывается криками преследователей.
- Наркескен!
В первое мгновение я не понял о чем это они? И лишь когда крики повторились, догадался. Говорили не обо мне, а моей сабли.
- У него наркескен!
Обзывали её «разрубающей верблюда». Но это они зря, сабля как сабля. Подумаешь булатная, у меня получше были. Неужели лошадь противника зацепил? Быстро оглянувшись, увидел, что лошадь цела, а на земле в метрах пяти друг от друга лежат две половинки тела всадника.