Две встречи с Америкой до Америки
Услышав в детстве, что есть страна такая Америка, — задолго, очень задолго до появления во мне дерзких помыслов туда переселиться, — сразу же я узнала о ней «две непонятно соединяющие разницы», вызывающие противоположные чувства: «они» могут взорвать атомную бомбу, и мой любимый Кронштадт вместе с островом и собором Иоанна Кронштадтского уйдёт под воду в океан; и «они» присылают тушёнку и передники.
И эти «разницы» привлекли меня той притягательной силой, какой обладает всё противоречащее, противоположное.
Из американской посылки мне достался каким‑то образом передник. Как радовалась я, глядя на его палевые, светло–сиреневые и светложёлтые цветочки на белом шёлке, обрамлённые газовыми белыми рюшечками со всех сторон; и карманы у передника, и верх и низ были обшиты белыми воланчиками. Как дождаться, чтоб надеть и показать мой роскошный передник! Когда же, наконец, я появилась в нём, то девчонки все сразу его заметили, а семиклассницы притащили меня в свой класс, поставили на учительский стол, чтобы лучше его рассмотреть, и, лаская его воланчики и рюшечки, восхищённо приговаривали: «Ах, какой! Какие цветочки! Какие рюшечки! Воздушные! Как порхают! Американский? Красивые в Америке передники!» Но одна девчонка сказала, что американцы всё равно гадкие — могут бросить бомбу. В Японии они взорвали целый остров и наш взорвут, потому что они империалисты, и не нужно гладить и носить их передники.
Износился мой передник в отрепья, а «две непонятно соединяющиеся разницы» отношения к неведомой Америке не изнашивались, вырастая во мне, вместе со мной, при подспорье всего прогрессивного человечества земного шара.
С одной стороны, позорными словами обзывали Америку и разными пролетарскими соединениями слов, хулили так, чтоб девочка, услышав слово «Америка», плевала бы в ту сторону, за океан. Пугали Америкой: всё продаётся, что у нас бесплатное; всё плохое случается в Америке — ураганы, наводнения, катастрофы.
С другой стороны, лебезили и заискивали: вдруг с неудержимой прытью собрались догонять Америку, хотя она и неприятная, но с мясом и молоком вперёд умчалась. Звуки джаза пробивались сквозь хуление. Ковбои. Жевательные резинки. Небоскрёбы. Итог был тот, что я ничего не понимала, как и другие советские старые и молодые люди: об Америке у меня было представление, как о китайских династиях.
