— В русской церкви в Сан–Франциско обязательно кто‑нибудь сделает замечание — или не так стоишь, или не так сидишь, но ведь это люди из первой эмиграции, не затронутые советским воспитанием, — сказал Миша Герцен.
— Может, поэтому русских так захватила идея «всечеловеческого счастья»? Коммунальный народ, «коллективное бессознательное» которого воспринимает мир как одно целое, где все или все вместе счастливы, или все вместе страдают? — сказал Гейлен.
— Да — я ещё во власти какой‑то «складчины», и всё тащу в общую кучу, и без этого хоровода, без этого соединения тоскую. Я не знаю, свойство ли это только русских?
Русские философы по–разному объясняли появление коммунистического идеала.
Достоевский открыл, что «социализм у нас распространяется преимущественно из сентиментальности.»
Бердяев считал, что русский коммунизм «есть трансформация и деформация старой русской мессианской идеи».
Яша утверждает, что ни один человек, самый последний убийца — никто не думает, что он делает зло. В каждом человеке есть «квант» хорошести, «квант завышения» над другими людьми; и к этому «кванту» апеллирует «идея всеобщего счастья», а выразители этой идеи достают, играют, и обращаются к этому «кванту завышения» — бессознательного человеческого тщеславия; и самый последний человек при помощи этого ощущения иллюзорно поднимается над другим человечеством, чувствуя себя носителем великих идеалов.
После того, как Люба посетила лекцию советского пропагандиста тов. Борзенко, выступавшего в конференционном зале университета, где собралась толпа из студентов и преподавателей невиданных размеров, — в один из наших ланчей она рассказывала, как ловко манипулировал советский журналист, играя на самых "хороших" чувствах американцев, доказывая им, какая у них плохая пресса и как они неправильно живут. Первым делом он спросил: «Поднимите руки, кто читает советские газеты?» Никто. «Поднимите руки, кто знаком с советскими людьми — не эмигрантами?» Никто. «Сколько места в ваших газетах занимает реклама? А у нас…!», и пошёл, и пошёл расхваливать советскую прессу.
Американцы сидят, смотрят, улыбаются, а он их облапошивает, рассказывая о преимуществах социализма и его прессы.
— Я так расстроилась, — закончила Люба свой рассказ, — американцы такие доверчиво–наивные!
Я передала вечером весь Любин рассказ Яше, об облапошивании советским пропагандистом американцев, о том как они все хлопали и улыбались. На следующий день Яша на своей лекции спросил студентов, как им понравилось выступление тов. Борзенко? Все студенты в один голос сказали, что они не поверили ни одному его слову.
