Америка, Россия и Я | страница 133
— Я? Русская? Если и есть кто «русский» в нашей квартире, тут, — так это мой муж Яша — человек русской культуры, глубоко знающий русскую историю, русскую философию — чего мы с вами — не знаем.
— Мы заметили, что вы невероятно высокого мнения о своём муже, — говорит майор. — Но…
И я его перебиваю:
— Ореол можно, а «русский» нельзя? — Пауза. — Слишком, по–вашему?
Они молчат.
— Уезжаю, чтоб увезти любовь к России и к русским, и ваш визит мне поможет. До свиданья.
Я ушла в комнату, а они ещё стояли, поджидая Яшу.
Вечером следующего дня Яша, переворачивая плёнки, укладывая и проверяя, включил магнитофон.
Прислушиваюсь — звучат искомые стихи, читаемые автором… Вслушиваюсь…
«Слава Богу, что я на земле без отчизны остался…»
После моего рассказа про обыск и про КГБ, немного поговорили о ФБР, сравнивали и прикидывали, пришли к выводу, что агенты ФБР не заинтересуются поэзией и литературой. Хотя кто знает?
Когда тут к нам приехали агенты ФБР, то один из них захотел привести к Яше своего сына, огорченного капиталистическими воззрениями на мир, чтобы тот послушал Яшины обоснования, разволновавшись, как бы сын не задумал коммунизм строить в Америке, борясь с империалистической экспансией.
Джейн начала критику американской политики: и про войну во Вьетнаме, и про хищническое засорение окружающей среды, и про нищих, и про бездомных. Кто с ней соглашался, кто нет.
Я слушала, как красиво и вежливо возражали, многозначительно молчали, обсуждали, без наших душераздирающих эмоций.
— Я, — говорит Люба, — по всему миру насмотрелась, наездилась — и лучше Америки ничего не видела. Я с таким удовольствием, приезжая, слышу: «Welcome home!».
— Тут, конечно, есть проблемы, — вступил Гейлен, — и демократия не идеальный строй, но ничего лучшего не придумано. Как ведёт свою политику моя любимая Франция?
— Мои родители, — сказала Люба, — считают, что монархия — самый лучший способ правления. А кто‑нибудь в России так думает?
— В России водятся подпольные монархические движения, считающие, что нужно восстановить монархию. Но (я смеюсь) где отыскать господина монарха? Может, где‑нибудь и завалялся среди комсомольских товарищей? Мне никто не попадался, хотя бы отдаленно напоминающий правителя, умеющего господствовать над своим «против» и «за»; правда, мой приятель, работающий психиатром на Пряжке в психбольнице, говорил, что у них водятся и Наполеоны, и Александры Македонские, и даже Пётр Первый был в двух лицах, но и там, говорит, в основном алкоголики с параличом воли. За семьдесят лет у нас повывелись царственные люди, остались только косточки от великого русского народа.