Что бы сказали наши люди? Много вариантов ответов могу предложить, в том числе и со словом, слетающим с забора, только вряд ли попадётся такой ответ, как у американской секретарши — президентское ощущение себя.
И как я сказала, — президентское ощущение Джефферсона, как он ответил людям, призывающим его властью президента — запретить в прессе критиковать президента, распускать клевету, призвать журналистов к порядку: «До последнего дыхания я буду защищать их право клеветать, клеветать, клеветать!»
И где у нас такой президент, и где у нас такая секретарша?
И у кого у нас такое ощущение?
То тут, то там незаметные, нормальные для американских людей с самого детства слова, поступки, эпизоды проявляются для меня событиями. Читали книгу про «Вотергейт» — я восхитилась, захотела разделить свой восторг.
— Ну, не говорите — это такой позор для Америки! — сказали почти все в один голос.
— А у воспитанных на портретах вождей — другие реакции.
— Это позор для Америки иметь такого президента, как господин Никсон, — сказала Люба, — и, как мне думается, все американцы возмущены его действиями.
— Но меня‑то и восхищает то, что возмущение американского народа воплощается в реальность. Сцена, когда журналисты пришли в Белый дом и пресс–секретарь Никсона их выгоняет, говоря: «Это резиденция президента!» — а они отвечают: «Это комната налогоплательщиков!» Я не могу себе представить не только подобного заявления ни у одного советского журналиста, но даже подобной мысли ни у одного нормального советского человека.
— Да, мы платим налоги, и государство должно отчитываться перед налогоплательщиками, куда идут наши деньги, — сказала Джейн.
— А у нас нет ни налогов, ни денег — ни ответственности, ни с той, ни с другой стороны! Советские люди приучены только попрошайничать, может что сверху «спустят», или скажут, или подадут. Стояние у дверей и необходимость ждать.
— А есть в Советском Союзе «homeless»? — спросила меня Джейн.
— Наверно, я вас удивлю, сказав, что у нас все «homeless», как вы говорите, все бездомные, в том смысле, что у нас, включая президента, никто себя в безопасности не чувствует — я не про грабителей, я про внедрение к тебе в дом, комнату, квартиру любого вида следящих, смотрящих, наблюдающих. Понятия «privacy» нет в русском языке, не знаю, как даже перевести? И только тут я ощутила мою тамошнюю бездомность, бесправность, униженность.
И чтобы подтвердить свои слова, я расскажу о приходе к нам комиссии нравов в один из весенних апрельских дней.
