Сейте. Спасибо вам скажет сердечное
Русский народ.
Народ — художник. Страна — сказка.
У нас, Поли, все поэты. Про деньги никто не думает. Одни стихи читают, другие сочиняют, третьи печатают, четвёртые запрещают, пятые слушают, шестые декламируют. Все при поэтическом деле с мыслями меньше мухи — умеем подбирать и расставлять слова в пространстве. Говоря словами Ницше, «дураки ритма». Вот и качаемся в ритме: у нас даже коровы, подвешенные от голода на ремнях, качаются в ритме…, жуя жвачку.
Не загадочна ли русская душа?
Зайдя как‑то к Поли выпить чашку чая, доставить себе и ей удовольствие поговорить по-русски, выкупаться в её тропическом бассейне, я, открыв дверь, увидела её закутанную в жёлтосерую тяжёлую шаль, выглядевшую как мантия.
— Что с вами, Поли? Вам холодно?
— Да, мне немного прохладно, — ответила Поли и ещё крепче завернулась в шаль.
— Вчера наш президент обратился к американскому народу с просьбой экономить энергию и не повышать в домах температуру… И мне немножко холодно.
— Я, Поли, правильно вас поняла? Вчера Картер обратился к людям экономить электрическую энергию, и вы так сделали?! Одна устная просьба президента по телевизору?
— Дина, что вы так удивляетесь? Неужели русские люди так бы не сделали?
— У себя дома?! Каждый бы парилку сделал и злорадно парился бы, пока не задохнулся бы от жары…
— Какие вы странные вещи говорите про русских! Неужели если бы сам президент попросил, то русские бы не откликнулись? — спросила удивлённо Поли.
— Нашему президенту, Поли, в голову не придёт обращаться с такими свободными просьбами к населению. Он прекрасно знает, что ваше любимое русское население вымрет после таких обращений.
— Почему вы так говорите? Ведь наш президент может быть плохим человеком, как был Никсон, но ведь он делал много хорошего для Америки, я за него голосовала, потом разочаровалась, когда вскрыли Уотергейт, но если бы он обратился к американцам, то всё равно бы его просьбу услышали. Есть уважение к президенту.
— У нас, Поли, услышали бы тоже, если бы было награждение тем, кто замёрз в доме… Все это знают: и сам президент, и последний коммунист под одеялом ненавидящий этого президента со всей силой своего прославления на трибуне.
— Мне трудно, Дина, понять, как это: ненавидит и прославляет?
— В этом и есть загадочность той же русской души.
У меня была горбатая тётя Аня, папина сестра, секретарь партийной организации гардиннотюлевой фабрики имени Самойлова, она всегда ходила на демонстрациях первая со знаменем. Знамя пылало у неё в руках. Накануне нашего обыска (как всё просачивается — неизвестно!), мы уже знали, что к нам «придут», и готовились принять «обыскантов» достойно. Решив, что квартира тёти Ани будет самым надёжным убежищем, я спросила её:
